Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

– Да как же вы могли быть довольны, если жили как животные и вас готовили к смертельным схваткам?

Он удивленно уставился на меня. Думаю, он пытался понять, то ли я слишком глуп, то ли действительно ничего не знаю о том, как работает такая система. И даже удостоил меня дополнительного объяснения. Тут один из жонглеров упустил момент, и острие меча вонзилось ему в руку. Крикс выплюнул набранное в рот вино и одобрительно заорал, когда жонглер от боли рухнул на землю.

– Это не совсем так, по крайней мере, в случае Спартака. Видишь ли, многие гладиаторы погибают в первых же боях – либо потому, что им не повезло, либо потому, что они плохие бойцы. Но хороший боец – а Спартак один из лучших! – всегда выигрывает свои первые схватки. И становится все более уверенным в себе на арене, выигрывает новые бои, и вскоре у него создается определенная репутация, которая улучшается с каждым новым состязанием. Таким образом, исход некоторых состязаний становится ясен еще до того, как они начались, поскольку любой боец понимает, что не может победить того, против кого его выставили. И поэтому любой такой победитель имеет кучу поклонников, а те стараются изо всех сил, поддерживая его самыми громкими криками, даже если у него выдался неудачный день, они воздействуют, давят на устроителей боев, спасая его шкуру. В общем, все довольно просто.

Я был в замешательстве.

– Но если у вас была такая прекрасная жизнь, почему же вы бежали?

Он улыбнулся:

– По той же причине, по которой мужчины сражались с самого начала времен. Из-за женщины.

– Не понял.

Он посмотрел вверх и громко вздохнул, потом помотал головой.

– Как я уже сказал, Лентул разбогател и, подобно всем богатым людям, захотел окружить себя роскошью, чтобы все знали, какой он богач. Он стал одеваться в лучшие одежды, покупать дорогих рабов. Юных мальчиков из Нумидии, ученых греков, чтобы те ему читали, юных девушек, чтобы развлекаться с ними ночью. Но вот однажды он вернулся с невольничьего рынка очень возбужденным. Выяснилось, что он купил галльскую девушку двадцати лет, как он сам сказал. Из того же племени, что Крикс. И потребовал, чтобы Клавдия научила эту девушку, как себя вести, если бы она была его женой. Кроме того, он заявил, что не прикоснется к ней, пока она и впрямь не станет его женой. А ты ведь помнишь, что Клавдия – жена Спартака и рабыней она не была.

Я уставился на него в еще большем замешательстве.

– Я тебе потом это объясню. Так вот, девушку привозят, и они с Клавдией становятся подругами. Но эта девушка не хочет становиться рабыней Лентула, и еще меньше – его женой, и сообщает ему об этом. Я хорошо помню тот день. Мы все сидели в столовой, обедали, и тут он входит, ведя ее с собой, – хочет представить ее своим гладиаторам. Но она начинает с ним спорить, ругаться, и он дает ей хорошую пощечину. Клавдия вступается за нее и требует, чтоб он это прекратил. Лентул бьет Клавдию, и это оказалось серьезной ошибкой, поскольку стало последним, что он успел сделать, прежде чем Спартак разбил ему череп, треснув головой о каменную колонну. Потом он убил еще парочку инструкторов, а Крикс пришиб еще двоих, просто для ровного счета, и в следующий момент мы уже убегали из Капуи со всей возможной скоростью. Как я уже сказал, все из-за женщины.

– А кем она была? – спросил я, неуверенный в том, что он все это не придумал.

– Кто, Галлия? Да ты сам посмотри, вон она.

Я посмотрел туда, куда указывал Каст, и узрел видение необыкновенной красоты, в сравнении с которым всё и все вокруг просто померкли. Я потом часто вспоминал момент, когда в первый раз увидел Галлию, и нередко задумывался, все ли мужчины испытывают такие же эмоции, когда их взгляд падает на «вон ту». На ней была простая синяя стола с черным поясом на талии. Она как раз обнимала Клавдию, а потом обняла и Спартака. Она смеялась и явно чувствовала себя с ними свободно и непринужденно, как с друзьями. Ее длинные и тяжелые светлые волосы каскадом падали ей на грудь и обрамляли безупречное овальное лицо с высокими скулами и тонким изящным носиком. Да, она была очень красива, но помимо прекрасных черт, коими одарила ее природа, она также производила впечатление сильной и гордой женщины. Роста она была высокого, около шести футов, и платье подчеркивало контуры ее гибкого тела. Держалась она очень прямо и независимо, ее явно не пугало грубое общество гладиаторов. Я заметил, как она посмотрела на уже здорово пьяного Крикса и нахмурилась. Клавдия шепнула ей что-то на ухо, и она бросила на меня быстрый взгляд. У меня подпрыгнуло сердце, но она уже снова о чем-то беседовала со своими друзьями. Я заметил, что она не носила никаких ювелирных украшений; да ей это было и не нужно. Никакое золото, казалось, не в состоянии усилить ее природную красоту. Возможно, я выпил слишком много вина, но женщина по имени Галлия ворвалась в мой мир, подобно горящей комете, обрушившейся на землю с небес. Я хотел узнать о ней как можно больше, по крайней мере, поговорить с ней, но она больше не смотрела в мою сторону. Мне страстно захотелось оказаться поближе, но она села рядом с Клавдией и Спартаком и не обращала на меня никакого внимания. Потом к ним присоединилась еще одна женщина с каштановыми волосами и добрым, но невыдающимся лицом; она села рядом с Галлией. Было видно, что они – подруги, и Каст сообщил, что ее зовут Диана и она была рабыней на кухне в лудусе.

Все дни после этого пира оказались заполнены заботами по организации конного отряда – практически из ничего. Спартак дал мне, как и обещал, тридцать лошадей, взятых у римлян, которых он разгромил на склонах Везувия. Это были вполне подходящие животные, но их нельзя даже сравнивать со специально выведенными арабскими конями Хатры. Те славятся широкой грудью, высоким ростом и мощью. И еще они очень умны, особенно умной была моя Сура, на которой я сражался в своем первом бою. Лошади Хатры были по большей части серой и гнедой масти, хотя в царских конюшнях моего отца всегда особо занимались разведением белоснежных. Наши белые кони славились по всей Парфии, и их очень высоко ценили. А поэтому Харта привлекала к себе множество конокрадов; если их ловили, что неизбежно происходило, то обычно сажали на кол перед воротами города – в качестве предупреждения остальным.

Лошади, которых мы теперь заполучили, были, конечно, не арабами, но достаточно выносливыми животными; кроме того, они хорошо слушались команд, поскольку это были боевые лошади. Римские седла, которыми мы теперь пользовались, были похожи на парфянские – деревянная основа с передней и задней луками, усиленными бронзовыми пластинами со всех сторон, чтобы помогать всаднику держаться на спине коня. Передняя лука подпирала внутреннюю часть ляжек, а задняя поддерживала бедра. Само седло и его подушка были обтянуты кожей. Как-то раз я вывел из лагеря группу всадников, среди которых были Нергал и Гафарн. Мы спустились в долину, где Спартак показал мне табун диких лошадей. Они все еще паслись там, когда мы туда добрались; их было около пятидесяти, может, больше. Мы привязали своих коней среди деревьев, подальше от табуна, а потом приблизились к нему на своих двоих. Укрощение и приручение диких лошадей требует времени и терпения, но для начала их надо поймать. Мы, парфяне, настоящие господа коней, мы умеем с ними обращаться и знаем все нужные приемы. Прежде всего, мы соскребли с наших лошадей так называемые «каштаны» и натерли ими себе руки. «Каштаны» – это ороговевшие мозоли с внутренней стороны их ног, от них руки приобретают не отпугивающий диких коней запах соплеменника. Держа наготове веревки, мы осторожно приблизились к табуну с подветренной стороны.