Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

С мылом тоже произошел курьезный случай. Компания мыловаров в 1631 году получила монопольное право на производство мыла из местных ингредиентов, например растительного масла, вместо импортных китового и рыбьего жира. За это компания согласилась выплачивать королю ежегодный налог в 20 000 фунтов.

Прежних производителей мыла за продажу старого продукта Звездная палата преследовала в судебном порядке; многих из них оштрафовали, некоторых посадили в тюрьму, а их мыловаренные котлы и баки разбили. Они, конечно, пришли в ярость от потери средств к существованию, но многие домохозяйки тоже жаловались, что новое мыло отмывает не так хорошо, как старое. В Англии XVII века даже бытовые споры приобретали религиозный аспект. Люди считали, что Компанией мыловаров на самом деле управляют католические друзья Генриетты Марии; а о некоторых новых монополистах говорили, что их финансируют иезуиты. Поэтому многие протестантские домохозяйства не принимали нового мыла по религиозным соображениям. Его стали называть «папистским мылом».

Власти даже устроили публичную демонстрацию эффективности нового сорта мыла. В лондонской ратуше Гилдхолл, под надзором лорд-мэра, членов городского управления и лейтенанта Тауэра, две прачки стирали конкурирующими продуктами в расположенных рядом корытах. Предполагалось доказать, что новое мыло очищает и пенится лучше старого, но этот опыт, похоже, не убедил жителей Лондона. Восемьдесят знатных дам подписали свидетельство, что их служанки предпочитают новое мыло. Это тоже не произвело заметного эффекта. Старое мыло по-прежнему хорошо продавалось из-под прилавка. Другое публичное выступление прачек в Бристоле имело целью доказать, что белье после стирки новым продуктом «такое же белое… такое же душистое и даже душистее», чем после стирки старым. Такое мероприятие можно считать предтечей современных рекламных кампаний. Однако оно тоже не произвело большого впечатления. Старое мыло все равно производили и, вследствие его недостатка, продавали значительно дороже.

Король установил и персональные поборы. С людей требовали уплаты налогов, которые раньше и в голову никому не приходили. Например, в 1630 году была создана комиссия для штрафования дворян, которые не приобрели рыцарского звания во время коронации Карла. Это было законное требование, о котором забыли. Всех, кому вручили приказ о явке в суд, огорчил неожиданный штраф, и большинство пыталось оправдаться. Тем не менее они не преуспели. Таким образом король получил желаемые деньги, однако ценой потери расположения и лояльности части своих подданных.

Практиковались и другие приемы. Были восстановлены королевские права на лесные угодья; на нарушавших лесные границы налагались крупные штрафы. Штрафовались также построившие дома в Лондоне «на новых фундаментах». Например, мистер Мур возвел сорок два новых дома в пригороде Сент-Мартин-ин-де-Филдз, его оштрафовали на 1000 фунтов и приказали снести дома. Когда он отказался, судебные исполнители разрушили дома и продали материалы в счет штрафа.

Какова же тогда была общая позиция короля в отношении собственности его подданных? Мог ли он отнять ее по своему усмотрению? Если он позволяет себе облагать народ новыми налогами без обращения к суду или парламенту, разве он не может избавить корону от ее традиционных обязательств? Многие полагали, что король действительно имеет право устанавливать налоги, не получая согласия, и что общественное благо превалирует над правом частного лица. Другие, в свою очередь, утверждали, что право собственности на имущество и недвижимость английского подданного безусловно и оно не может быть отторгнуто ни судом, ни монархом. Общественное спокойствие внутри страны также поколебал роковой неурожай 1630 года. Цены на зерно подскочили с 4 до 14 шиллингов за бушель. Перспектива голода взволновала многие общины, голодные бунты начались в Кенте, Гэмпшире и других графствах.

Беспокойная атмосфера того времени проявилась и в действиях королевского двора в отношении выдающегося библиофила и собирателя древностей Роберта Коттона. Его библиотеку опечатали, полагая, что в ней хранятся старинные трактаты и брошюры, выражающие позицию парламента против короля. Историю требовалось подчистить. Нашли один труд, по свидетельству архиепископа Йоркского, «содержащий план, как принц может превратить себя в абсолютного деспота». Коттона арестовали. Звездная палата провела дознание и освободила коллекционера. Все же его научная жизнь фактически закончилась. Ему больше не позволялось заходить в свою библиотеку, а ученым людям рекомендовалось отказаться от визитов к нему. Коттон сказал одному из своих друзей, что его «сердце разбито». Он так измучился от тоски и печали, что, по словам Симондса Д’Эвеса, «его лицо, прежде здорового цвета и покрытое румянцем, как изображено на портрете… теперь полностью приобрело страшную сероватую бледность, напоминающую образ и оттенок лица покойника». Вскоре Роберт Коттон скончался, пав жертвой нервозного кипучего времени.

В конце 1629 года Уильям Лод, с согласия короля, составил «Декларацию о догматах вероисповедания». Цель декларации состояла в том, чтобы ввести порядок и единообразие в Англиканскую церковь, устанавливая формы богослужения, тексты молитв и даже жестикуляцию духовенства. Всем клирикам предписывалось принять письмо «39 догматов». Это требование фактически запретит любые дискуссии кальвинистов по таким проблемам, как предопределение; епископ Чичестерский осудил их как «сложные и малопонятные вопросы, которые в последнее время смущали и тревожили мир». Декларация полностью отвечала духу Карла, который ставил порядок превыше всего остального. В связи с этим сведущие люди сделали вывод, что Церковь и государство будут сведены к единообразию.

В столице Лода считали не более чем папистом, влюбленным в обряд и церемониал. На улицах Лондона разбрасывали листовки с текстом: «Лод, поберегись. Будь уверен, твоя жизнь под угрозой, потому что ты – источник всей скверны. Раскайся в своих чудовищных грехах, прежде чем тебя сотрут с лица земли». Лод не засомневался в своих действиях. «Господи, – записал он в дневнике, – я большой грешник; но молю Тебя, спаси мою душу от тех, кто питает ко мне ненависть без всякой причины». Оппонент Лода по имени Александр Лейтон, написавший обращение к парламенту под названием «Сионская жалоба на епископальное управление» (Sion’s Plea against the Prelacy), был приговорен к пожизненному заключению в лондонской Флитской тюрьме. Кроме того, сначала его привезли к позорному столбу в Вестминстере, выпороли, отрезали одно ухо, обрезали одну сторону носа и поставили на лице клеймо «S. S.», что означало «подстрекатель к мятежу» (Sower of Sedition). Затем его вернули в тюрьму для восстановления сил, а потом снова выпороли и отрезали второе ухо. После чего он должен был быть «закрыт в одиночной камере на всю оставшуюся жизнь». Приговор частично смягчили ради приличия, но выпустили из тюрьмы только в 1641 году, когда Лейтон уже не мог ни видеть, ни слышать, ни ходить.

По сообщению репортера в марте 1630 года, жену Лейтона тоже быстро арестовали «за ее невоздержанный язык», а также «пуговичного мастера за то, что он приставил рот к замочной скважине камеры, где лежал Лейтон, и громко кричал: “Держись, доктор, не сдавайся!” – и тому подобное». В следующем месяце за неортодоксальные взгляды на церковную комиссию вызвали одного производителя овсяной муки. Епископ Винчестерский, другой сторонник Лода, порицал обвиняемого как «бешеного, глупого малого». Мукомол ответил: «Придержи свой язык, ты – хвост зверя на дальнем конце стола».