Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников

— Товарищ нарком, мы уже себе составили в общих чертах портреты арестованных — отсюда и будем плясать. Разрешите идти выполнять?

— Давай, Лев! Я на тебя очень рассчитываю. Но не забывай — с тебя спрос — с первого. Если люди нужны, бери сколько надо. Другие дела пока отдай подчинённым. Кстати, на тебя родители не выходили? Передачи взять не просили?

— Нет. Молчат, как в рот воды набрали.

— То-то же. Знает кошка, чьё мясо съела. Ну что ж, дерзай, комиссар. От тебя сейчас столько зависит!

— Разрешите идти?

— Иди.

* * *

Расставшись с Влодзимирским, Меркулов посмотрел на часы и, увидев, что до доклада шефу осталось сорок минут, засобирался в Кремль.

Нарком, естественно, не мог и предположить, что уже через полчаса после того, как Сталин распорядился об аресте мальчишек и отпустил его вместе с Берией, он, дав Меркулову уехать в наркомат, снова вызвал оберчекиста и, к вящему изумлению последнего, тихо произнес:

— Лаврентий, ты в это дело не суйся. У тебя сейчас работы и так по горло. Нечего всех на ноги поднимать из-за школьников. Пусть этим занимается Меркулов. У него возможностей и без нас хватает.

Этой фразой Хозяин задал большую загадку Лаврентию Павловичу. Конечно, сразу же стала напрашиваться мысль, что детей используют в большой игре, чтобы заколоть Микояна. Но нюх подсказал, что причина такой реакции Сталина может оказаться и в чём-то другом — Анастаса ему ничего не стоило убрать и не столь замысловатым путём. И это другое, непонятное, очень сильно заинтересовало и встревожило куратора органов. Ответить на этот вопрос он пока не сумел.

* * *

Меркулов сидел напротив Берии и докладывал подробности разговора с Влодзимирским. Берия думал, устремив взгляд на стену, где висел грандиозный по своим размерам портрет Вождя.

Как и все предыдущие годы, за последние недели перед ним постоянно возникали сложнейшие, глобальные проблемы. «Машинист» призвал и уполномочил его отслеживать, контролировать и руководить процессами, впрямую отражавшимися на судьбах страны, Европы, да, пожалуй, и всего мира. На нём висело обеспечение фронта вооружениями. Он отвечал за безопасность Сталина на предстоящей Тегеранской встрече в верхах. Получая всю информацию от внешней разведки и в должной мере оценив значение американских приготовлений в отношении атомного оружия, он уже начал предпринимать шаги, чтобы возглавить такой же проект в СССР. К тому же Берия контролировал и регулировал умы, настроения и степень трудовой самоотдачи миллионов рабов, копошившихся по его указке на бескрайних просторах 1/6 части земной суши, оскалившейся против остального мира и обнесённой по периметру колючей проволокой.

Но за всеми этими эпохальными делами Лаврентий Павлович ни на минуту не забывал о восьми друзьях-сорванцах, брошенных в каменные мешки прямо у него под рукой, в самом центре Москвы. Ему, чьего одного приподнятая брови хватало для решения судьбы многих сотен тысяч бессловесных, не удавалось сегодня дотянуться до этих восьми узников Лубянки — каприз «Единственного» на земле, чьим смердом был сам Берия, поставил непреодолимую преграду перед его волосатой лапой, уже почти захватившей мёртвой хваткой восемь несмышлёных душ.

Нет, Лаврентий Берия вовсе не был вурдалаком, который не мог спокойно заснуть, не напившись чужой крови. Он не любил убивать просто ради убийства. И для того, чтобы отойти ко сну, ему всего-навсего требовалась под боком одна из новых женщин, коих он без числа совращал, покупал или принуждал к сожительству, легко находя их в среде актрис, спортсменок, знаменитых лётчиц, жён начальников разного ранга или попросту вылавливая приглянувшихся пешеходок прямо с улицы.

Просто его работа была такова, что расчёт расхода и сам расход людского материала, необходимого для выполнения этой работы, представлялся до такой степени естественным, можно сказать, технологическим процессом в подконтрольных ему сферах деятельности, что само понятие ценности и единственности каждой человеческой жизни уже давно перестало для Берии существовать.

Но кровь именно этих восьмерых понадобилась ему как воздух, потому что, не добившись её, он терял крупиночку самого дорогого, чем владел сам, — власти над всеми кроме Иосифа Виссарионовича Джугашвили.

Со стены Сталин хитро глядел на него и как бы спрашивал: «Что Лаврентий? Задал я тебе загадку?»

Сильно усомнившись в версии, что мальчишек используют для показаний против кого-то из окружения Хозяина, Берия понимал, что разгадка причины приступа доброты Иосифа проста. Но её неизвестность и непонятность уже несколько недель отравляли ему жизнь. Это непонимание даже пугало — ведь до сих пор он легко угадывал капризы Всесильного.

Обретя самый большой вес в Его окружении, оберчекист уже несколько раз мысленно примерял хозяйскую «шапку Мономаха», даже подбирал кадры, оценивая своих приближенных и заместителей в качестве членов команды при нём, как при следующем правителе. Он также понимал, что Сталина не мог не заинтересовать Шахурин-младший. Точнее — его дневники. Не много в то время было людей в СССР, всерьёз, а тем более оставляя следы на бумаге, мечтавших о власти при живом-то громовержце. С этой точки зрения и для Берии Володя Шахурин представлялся неким феноменом.

Мысли Лаврентия начали материализоваться:

«Почему к делу проявлен такой необычный интерес со стороны Самого — более-менее понятно. Возможность, для начала, подсечь Микояшку — это раз… Шахурин-сын и его команда как следующее поколение правителей — это два… Возможный антисоветский настрой в среде детей крупных руководителей или настрой у самих родителей, проявившийся через детей — это три… Но!… Не это главное. Нет! Причина — другая. Есть какая-то информация, попавшая к Сталину, минуя его, Берию, или пропущенная им из-за большой занятости. Надо попытаться прошерстить всю документацию, ложившуюся к Иосифу на стол в мае. Там должен найтись ответ!»

Оберчекист наконец принял решение, но Меркулова посвящать в него не стал. Наоборот, он захотел усыпить бдительность наркома, чтобы тот не понял, до какой степени его задела ситуация с мальчишками.

— …А по поводу «Империи» ты, возможно, прав. Веди следствие, как предписано. Утро вечера мудренее. — Чтобы не уронить достоинства в глазах подчинённого, Лаврентий Павлович попытался обесценить так волновавший его вопрос. — Давай теперь о серьёзном! У нас определённые проблемы в ГУЛАГе — в июле недовыполнили план сразу по трём территориальным управлениям. Вопрос только в людском материале — во многих лагерях некому работать. Народ мрёт как мухи, — тысячами, ежедневно… Сам знаешь — сейчас с обеспечением продуктами питания большие сложности, а по сравнению с мирным временем пополнение лагерей «материалом» очень затруднено — фронт отбирает лучших.

— Эта проблема мне ясна, товарищ Берия.

— Вот и помоги ГУЛАГу. Чтобы заткнуть дыры, мне нужно тысяч двести новых заключённых. Так что, давай, охватывай шире побывавших под оккупацией. В западных областях всё равно промышленность разрушена, и сейчас не до её восстановления, поэтому проживающие там нужнее сегодня за Уралом. В лагерях.