Кудеяр. Вавилонская башня - Феликс Разумовский

Кратаранга нагнулся и подхватил на руки собаку. Его вернаязащитница весила, наверное, пуда четыре, но Кратаранга держал её без видимоготруда. Более не медля, шагнул он в радужный коридор и мгновенно скрылся извиду… а буквально через секунду на том самом месте, где он только что стоял,возник плотный кривоногий мужик в серой утеплённой форме, изготовленной, вневсякого сомнения, в Санкт-Петербурге начала двадцать первого века.

– Ёшкин кот, – прошептал этот мужик абсолютнопо-русски, изумленно тараща глаза. – Ёж твою сорок, да никак Эрмитаж?..

Юркан судорожно дёрнулся всем телом и проснулся, пулейвылетев из астрального, ноосферического или какого там сна. Ещё бы ему было невылететь!

Это вам не судилище древнехайратских жрецов, не поединок натуманных мечах и не чудеса в храме непонятных Богов, это было кое-чтосущественно круче. В новоприбывшем Юркан безошибочно опознал майора милиции,бывшего участкового, а ныне командира «красноголовых» – Андрона Собакина…

Ну и что хорошего дала человеку урбанизация? Которую,помнится, в пресловутые тоталитарные годы нам ещё и преподносили как показательразвитости того или иного государства?.. Вот уж благо так благо, спасибобольшое. Каменные джунгли, рост преступности и сплошная беда с экологией.Вернее, с её отсутствием. Современному человеку, покончившему с наследием прошлого,больше подобает не призыв к урбанизации, а демократический лозунг: «Любитеприроду, мать вашу!»

Семён Петрович Хомяков был человеком современным. Он обиталвдалеке от дымящей промышленности – далеко за городом (хотя какое «далеко» длястремительного «Мерседеса»?), в уютном коттедже, укрывшемся среди сосенок иберёзок Карельского перешейка. В девяностые годы питерские мафиози понастроилишестиэтажных особняков с лифтами, подземными гаражами и чуть ли не вертолётнымиплощадками на крышах. Семён Петрович так высоко не заносился. Его скромныйдомик насчитывал всего-то четыре этажа.

Некогда познавший тяжкое детство, Семён Петрович привыкдовольствоваться малым. Затевая это строительство, он не стал гнаться запоказным шиком и всякими неправдами добывать кусок престижной земли где-нибудьв Сестрорецке или Разливе. Престиж – оно конечно, да. Но что за радостьотгораживаться каменной стеной если не от злобствующих соседей, то от трассы,по которой, сотрясая окрестности, круглые сутки несутся ревущие автомобили?.. СемёнПетрович предпочёл уединение и тишину.

Ради этой тишины через лес протянули несколько километровперсональной бетонки – до самого Приморского шоссе. А чтобы надёжнее обеспечить«папе» уединение и покой, пару гектаров соснового бора огородили колючей проволокой,подключённой к системе «Кактус». До смерти не убьёт, но впечатлит на всюоставшуюся жизнь.

Надо же Семёну Петровичу хорошенько отдохнуть, надо же емунабраться сил перед баталиями в Законодательном собрании и иными делами, ещёболее важными?

Обязательно надо.

Особенно перед делами вроде сегодняшних, намеченных напоздний вечер и ночь…

Нынче Семён Петрович тоже улёгся только под утро, а посемупозволил себе встать не особенно рано, часа в два пополудни.

Сразу после сна есть ему никогда не хотелось. Помнится, вшколе их в обязательном порядке пичкали горячими завтраками. И тоже выдавалиэто издевательство за какой-то, мать его, показатель. Может, потому-то СемёнПетрович только до седьмого класса и смог дотерпеть?.. Ну что ж, теперь он былсам себе голова. Никто не решал за него, как ему завтракать. Размяв вилкойжелтоватый кусок сметаны на рассыпчатых пластинах творога, он запилполучившуюся благодать кофе по-бедуински (турку подшлёпывали ладонью ровночетыре раза, не больше и не меньше, – так он любил), заел свежей хурмой…Посидел немного, глядя в окно, потом облачился в любимую шубу из чернобуройлисы и вышел наружу.

Сюда не докатывалось пагубное влияние дымки, которую СемёнПетрович про себя числил ещё одним сомнительным благом урбанизации. В карельскомлесу царила вполне нормальная зима с пушистым снегом и крепеньким, градусов напятнадцать, морозцем. Сейчас небо было ясное, но холодный фронт протащил передсобой изрядную полосу тумана, осевшего густым инеем куда только можно, идеревья с кустами стояли выкованные из серебра.

Семён Петрович предпочёл бы любоваться этой красотой сквозьдвухкамерный стеклопакет, но врач настаивал на каждодневных прогулках, а врачейнадобно слушать. Заботливо расчищенная дорожка петляла по личному хомяковскомусосняку. Под тёплыми белыми валеночками поскрипывал снег, и Семёну Петровичувспоминался прошлый год в Оренбурге. В честь сходняка местные люди нормальные«заблатовали вертушку» – и махнули в казахские степи пошмалять из автоматаКалашникова по всему, что шевелилось в ярких лучах прожекторов… Вислые щёкидепутата, зарумянившиеся от морозца, шевельнула лёгкая улыбка. Не придётся лиему ностальгически вспоминать ту охоту, да и нынешнюю прогулку по карельскойзиме, где-нибудь в беломраморном дворце над Тибром, в промежутке междугладиаторскими боями и вечерним праздничным пиром?..

Позади него, метрах в двадцати пяти, ненавязчивоприсутствовала охрана, а в сторонке, между деревьями, прямо по сугробамхаотически блуждал Вольтанутый. Иногда Семён Петрович серьёзно задумывался, некосит ли этот человек под юродивого, больно уж осмысленные и зоркие делались унего временами глаза. Однако обманщик уже давно хоть на чём-нибудь, а попалсябы. Хомяков в людях понимал, его было нелегко провести. Но Вольтанутый непопадался, и «папу» брали сомнения. Стал бы мужик в здравом уме так вот шастатьтуда-сюда с полными ботинками снега, якобы собирая грибы. И прикид свойстрёмный махнуть на лепиху нормальную так и не пожелал… Нет, всё-таки больнойон. С тараканом в башке. Ну и хрен с ним, не важно. Важно то, что понта от негонемерено. Вспомнив в очередной раз ресторанные сетования чекиста о научныхнепонятках вокруг «Гипертеха», Семён Петрович вновь улыбнулся, на сей раз сжалостью и презрением. «Так вам и надо, февральские. Не умеете вы с кадрамиработать. А кадры, они, как мой дедушка Константин Алексеевич любил повторять,решают всё…»

Они и решали. Ведь самое главное в нашем деле что?Оперативность. Как только из дыры появляется подходящий терпила безответный,надо сразу брать его на гоп-стоп и, не дожидаясь, Господи упаси, приездаотморозков «красноголовых», шмелём делать ноги. И возможно всё это стало толькоблагодаря Вольтанутому. Хоть у него и тараканы бегают в калгане, а место, гдеклиент засветиться должен, засекает в шесть секунд, и пока, слава Богу, мастьканает. Хотя, конечно, случаются проколы…

Вспомнив, как на прошлой неделе из дыры с рёвом вылетелсаблезубый тигр и следом нарисовался десяток здоровенных волосатых мужиков сдубинами, Семён Петрович вздрогнул и, поёжившись, глубже натянул на щёкиушанку.

Сегодняшний промысел требовал должного психического настроя.Лучше думать о том, как на другой же день после тигра хомяковским подручнымудалось заштопорить бобра в таком крутом прикиде, что с одного тюрбана набралсяполный стакан разноцветных сверкальцев. Не говоря уже о драгоценном клинке свесёленькой надписью на древнеарабском: «Клянусь, смерть, я то зеркало, вкоторое будут смотреться враги». Мама дорогая, как он размахивал этим клинком,тараща безумные глаза, пока не ткнулся мордой в асфальт…