Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сбоорник

меня все хорошо и молитву-то говорить так и хочется. Как только пришел я в село, то староста, увидев, что я овцы не привел, избил меня до полусмерти, вот и ногу тогда он вывихнул. Так я после тех побоев шесть недель и лежал почти недвижимый, только и знал, что творил молитву, и она меня утешала. Потом я маленько поправился да и стал ходить по миру, а как мне между народом беспрестанно толкаться показалось скучно, да и много греха, то я и пошел странствовать по святым местам да по лесам. Вот так и хожу теперь пятый год.

Слушая сие, я радовался душой, что Господь сподобил меня увидеть такого благодатного человека, да и спросил его:

– Так и ныне ты часто занимаешься той молитвой?

– Да нельзя без того и быть, – ответил он, – если только вспомню, как было мне хорошо в лесу-то, так словно кто-нибудь толкнет меня на колени, и я стану молиться… Не знаю, угодна ли моя грешная молитва, ибо, помолившись, чувствую иногда великую радость, и сам не знаю отчего, легкость и веселое успокоение, а иногда тягость, скуку и уныние, но при всем том всегда до смерти молиться все хочется.

– Не смущайся, любезный брат: все благоугодно Богу и все спасительно, что бы ни последовало во время молитвы, говорят святые отцы, легкость ли, тяжесть ли – все хорошо; никакая молитва, ни хорошая, ни худая, не пропадает пред Богом. Легкость, теплота и сладость показывают, что Бог награждает и утешает за этот подвиг, а тягость, мрачность, сухость означают, что Бог очищает и укрепляет душу и сим полезным терпением спасает ее, приуготовляя со смирением ко вкушению будущей благодатной сладости. Вот в доказательство этого я прочту тебе из святого Иоанна Лествичника.

Я отыскал тут сию статью и прочел ему. Он выслушал со вниманием и удовольствием и очень благодарил меня за оное. Итак, мы простились. Он пошел целиком в глубь леса, а я, выйдя на дорогу, продолжал путь мой, благодаря Бога, сподобившего меня, грешного, получить таковое назидание.

На другой день, с помощью Божией, пришел я в Киев. Первое и главное желание мое было, чтобы поговеть, исповедаться и причаститься Святых Тайн Христовых в этом благодатном месте, а потому я и остановился поближе к угодникам Божиим, дабы удобнее было ходить в храм Божий.

Меня принял в свою хижину добрый старый казак, и так как он жил одиноко, мне у него было спокойно и безмолвно. В продолжение недели, в которую я готовился к исповеди, мне пришла мысль, чтобы как можно подробней исповедаться. Я и начал от юности моей вспоминать и перебирать все мои грехи в самой подробности, чтобы все это не забыть. Я начал все, что вспомню, записывать до самых даже мелочей и написал большой лист. Услышал я, что за 7 верст от Киева, в Китаевой Пустыни, есть духовник подвижнической жизни и весьма мудрый и благоразумный, – кто ни побывает у него на духу, приходит в чувство умиления и возвращается со спасительным наставлением и легкостью в душе. Это очень меня возрадовало, и я немедленно пошел к нему. Посоветовавшись и побеседовав, я подал ему свой листок на рассмотрение. Прочитав оный, он сказал мне:

– Ты, любезный друг, написал много пустого. Выслушай:

1) не должно на исповеди произносить тех грехов, в которых ты прежде каялся и был разрешен и не повторял их, а иначе это будет недоверчивость к силе Таинства исповедания;

2) не должно вспоминать других лиц, соприкосновенных к грехам твоим, а только себя осуждать;

3) святые отцы запрещают произносить грехи со всеми околичностями, а признаваться в них вообще, дабы частным разбором оных не возбуждать соблазна в себе и в духовнике;

4) ты пришел каяться, а не каешься в том, что не умеешь каяться, то есть хладно и небрежно приносишь покаяние;

5) мелочи ты все перечел, а самое главное опустил из вида – не объявил самых тяжких грехов, не сознал и не записал, что ты не любишь Бога, ненавидишь ближнего, не веруешь слову Божию и преисполнен гордостью и честолюбием. В этих четырех грехах вмещается вся бездна зла и все наше душевное развращение. Они – главные корни, от которых происходят все отростки наших грехопадений.

Услышавши это, я удивился, да и начал говорить:

– Помилуйте, преподобный батюшка, как же можно не любить Бога, Создателя и Покровителя нашего! Чему же и верить, как не слову Божию, – в нем все истинно и свято. А каждому ближнему я желаю добра, да и за что же мне его ненавидеть? Гордиться же мне нечем: кроме бесчисленных грехов моих, я ничего похвального не имею. И куда мне по моей бедности и хворости сластолюбствовать и похотствовать? Конечно, если бы я был образованный или богатый, то неспорно, что был бы и виноват против сказанного Вами.

– Жалко, любезный, что ты мало понял то, что я тебе объяснял. Дабы скорее вразумить тебя, вот дам я тебе списочек, по которому я и сам всегда исповедаюсь. Прочти его, и ты ясно увидишь точные доказательства всего того, что я тебе сейчас говорил.

Духовник подал мне списочек, и я стал читать его.

Исповедь внутреннего человека, ведущая ко смирению

«Внимательно обращая взор мой на самого себя и наблюдая ход внутреннего моего состояния, я опытно уверился, что я не люблю Бога, не имею любви к ближнему, не верю ничему религиозному и преисполнен гордостью и сластолюбием. Все это я действительно нахожу в себе посредством подробного рассматривания моих чувств и поступков, как-то:

1. Я не люблю Бога. Ибо если бы я любил Его, то непрестанно размышлял бы о Нем с сердечным удовольствием, каждая мысль о Боге доставляла бы мне отрадное наслаждение. Напротив, я гораздо чаще и гораздо охотнее размышляю о житейском, а помышление о Боге составляет для меня труд и сухость. Если бы я любил Его, то собеседование с Ним через молитву питало бы меня, наслаждало и влекло к непрерывному общению с Ним, но, напротив, я не только не наслаждаюсь молитвой, но еще при занятии ею чувствую труд, борюсь с неохотой, расслабляюсь леностью и готов с охотою чем-нибудь маловажным заняться, чтобы только сократить или престать от молитвы. В пустых занятиях время мое летит неприметно, а при занятии Богом, при поставлении себя в Его присутствие, каждый час мне кажется годом. Кто кого любит, тот в продолжение дня беспрестанно о нем мыслит, воображает его, заботится о нем и при