Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях - Мэттью Уолкер

Экспериментируя со сканированием мозга здоровых людей, мы задумались о связи между сном и психиатрическими заболеваниями. Ни одно серьезное психическое отклонение не обходится без нарушений сна. Это утверждение касается депрессии, тревоги, посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), шизофрении и биполярного расстройства (некогда известного как маниакально-депрессивный психоз).

Психиатрии давно было известно о взаимосвязи между расстройством сна и психическими заболеваниями. Однако в научной среде преобладало мнение, что именно психические расстройства вызывают нарушения сна — то есть связь была односторонней. Мы же показали, что здоровые люди в силу нарушения или полного лишения сна могут иметь неврологический рисунок мозговой активности, сходный с наблюдающимся при многих психиатрических состояниях. Действительно, аффективные психиатрические расстройства оказывают влияние на те же участки мозга, которые задействованы в регуляции сна и на которые негативно воздействует недосыпание. Более того, гены, демонстрирующие патологические изменения при психиатрических заболеваниях, как правило, помогают контролировать сон и наши циркадные ритмы.

Может быть, психиатрия неверно определила причину, и именно нарушения сна провоцируют психические заболевания, а не наоборот? Нет, я полагаю, что это предположение ошибочно и упрощенно. Я убежден, что потерю сна и психическое заболевание проще всего сравнить с двусторонним движением, при котором поток в одном или другом направлении может быть интенсивнее в зависимости от характера расстройства.

Я не утверждаю, что отсутствие сна вызывает любое психиатрическое расстройство. Однако предполагаю, что нарушение сна остается неучтенным фактором, вносящим свой вклад в провоцирование и поддержание многочисленных психиатрических заболеваний. И лучшее понимание природы и характера сомнологических расстройств, достичь которого нам еще только предстоит, имеет мощный диагностический и терапевтический потенциал.

Предварительные (но убедительные) доказательства начинают подтверждать это заявление. Один пример касается биполярного расстройства, которое большинство людей знают под прежним названием — маниакальная депрессия. Биполярное расстройство не нужно путать с глубокой депрессией, при которой человек скатывается в негативную пропасть настроенческого спектра. Пациенты с биполярным расстройством мечутся между крайностями эмоциональной шкалы, переживая опасные периоды мании (избыточного эмоционального состояния, мотивированного вознаграждением) и глубокой депрессии (негативного настроения и эмоций). Эти крайности зачастую разделены временными отрезками, когда пациент находится в стабильном эмоциональном состоянии, не маниакальном, не депрессивном.

Коллектив итальянских исследователей изучал пациентов с биполярным расстройством, пребывающих в этой стабильной фазе. Продолжая непрерывное наблюдение, ученые на одну ночь лишали больных сна. Очень скоро большая часть испытуемых подверглась маниакальному приступу или впала в серьезную депрессию. На мой взгляд, этот эксперимент сложно оценивать с этической точки зрения, но ученые смогли продемонстрировать одно важное наблюдение: недостаток сна становится спусковым крючком психической нестабильности. Результат этого опыта объясняет, как нарушение сна, которое почти всегда предшествует переходу из стабильного состояния в нестабильное, вполне может быть спусковым крючком расстройства, а не просто сопутствующим побочным эффектом.

К счастью, существует и обратный эффект. Стоит вам улучшить качество сна пациентов, страдающих некоторыми психиатрическими состояниями, используя методику, которая называется когнитивно-поведенческой терапией бессонницы (ее мы обсудим ниже), и вы сможете облегчить тяжесть симптомов и увеличить периоды ремиссий. Моя коллега из Калифорнийского университета в Беркли доктор Элисон Харви была первопроходцем в этом вопросе.

Улучшая качество, количество и регулярность сна, Харви и ее сотрудники систематически демонстрировали целительные свойства сна на примере многочисленных пациентов психиатрического отделения. Применяя сон в качестве терапевтического инструмента, они во всех случаях весьма эффективно оказывали воздействие на самые разнообразные отклонения, такие как депрессия, биполярное расстройство, повышенная тревожность и склонность к суициду. Укрепляя и регулируя сон пациентов, Харви успешно уводила их от границы критических состояний. На мой взгляд, это поистине огромная услуга человечеству.

Перепады эмоциональной активности мозга, которые мы наблюдали у лишенных сна здоровых испытуемых, могут также объяснить данные, десятилетиями ставившие в тупик психиатрию. Пациенты, страдающие от глубокой депрессии и запертые исключительно в негативном диапазоне эмоционального спектра, будучи лишенными сна всего на одну ночь, неожиданно продемонстрировали то, что поначалу казалось противоречащим здравому смыслу. После ночи без сна приблизительно 30–40% таких больных почувствовали себя лучше. Недосып подействовал на них как антидепрессант.

Однако медики не используют такой способ лечения по двум причинам. Во-первых, как только пациенты засыпают, положительный эффект исчезает. Во-вторых, те 60–70% больных, на которых отсутствие сна не действует положительно, могут впасть в еще более глубокую депрессию. Из этого следует, что применять депривацию сна в качестве терапевтического средства не рекомендуется. И все же данный опыт поставил перед нами интересный вопрос: почему недостаток сна приносит пользу одним больным и вредит другим?

Я считаю, что объяснение кроется в наблюдавшихся разнонаправленных изменениях в эмоциональной деятельности мозга. Депрессия не является только лишь избыточным присутствием негативных чувств. Тяжелая депрессия отличается ангедонией, то есть отсутствием позитивных эмоций, неспособностью получать удовольствие от обычно приятных вещей, таких как еда, общение или секс.

Треть пребывающих в депрессии пациентов, положительно реагирующих на депривацию сна, может испытывать большую активность в цепочках мозга, связанных с вознаграждением, что усиливает чувствительность к триггерам, провоцирующим вознаграждение в результате депривации сна. Вследствие этого ангедония у больных ослабевает, и они могут начать испытывать удовольствие от привычных радостных занятий. Остальные две трети пациентов с депрессией, напротив, могут подвергнуться негативным последствиям депривации сна, что усугубит, а не облегчит их состояние. Если мы сможем выяснить, что отличает первых от вторых, то, надеюсь, сумеем создать более индивидуализированные методы борьбы с депрессией с помощью сна.

Мы вернемся к воздействию потери сна на эмоциональную стабильность и другие функции мозга в следующих главах, когда будем обсуждать реальные последствия потери сна для общества, образования и производительности труда, которые дают нам право задать вопрос: может ли невыспавшийся врач поставить верный диагноз; вправе ли постоянно недосыпающий солдат класть палец на спусковой крючок; следует ли переутомленному банкиру распоряжаться пенсионными накоплениями граждан и разумно ли ранним утром отправлять подростков в школу, как раз в тот период их жизни, когда они наиболее уязвимы перед возможными психическими нарушениями? Подводя итог этой части главы, я хочу процитировать американского бизнесмена Эли Джозефа Коссмана, который проницательно высказался о сне и эмоциях: «Лучший мост между отчаянием и надеждой — хороший ночной сон»[74].