Мальчик, который переплыл океан в кресле - Лара Уильямсон

Надо мной все люди заняты своими повседневными делами: кто-то идет домой с работы или возвращается из школы, кто-то ходит на выставки картин. Они не знают, что я здесь. Я хочу, чтобы они знали, что я провалился в другой мир. Но они не знают. Они не придут. Папа не придет.

Меня засасывает все глубже.

О, если бы я сидел сейчас в кресле!

Я пытаюсь закричать, и изо рта у меня вырывается сипение. В горло заливается еще больше воды. Я вслепую продвигаюсь вперед, пытаясь нащупать Билли во тьме. Я молочу руками в воде, и внезапно меня охватывает такое спокойствие, словно я сижу в школе вечером в пятницу. И потом я вижу кое-кого. Но это не Билли.

Мама.

Все это время она была здесь. Я трясу головой и говорю себе: Это просто мое воображение, этого не может быть. Но я так счастлив, что не хочу, чтобы видение исчезало. Мама улыбается сквозь воду; я вижу солнечные блики у нее на зубах. Волосы ее развеваются, как темные ленты водорослей. Я протягиваю руку, но пальцы проходят сквозь воду. Мама, ты все это время была здесь, в воде? Почему ты не сказала? Мне кажется, она вот-вот уплывет от меня, и я из последних сил пытаюсь задержать ее. Мама говорит мне, что знает о том, как я переживаю за Билли и папу. Она права. Я чувствую, что плачу, только этого не видно. Мама убеждает меня в том, что папа рано или поздно во всем разберется, а я спрашиваю ее, почему она ему не поможет.

Я не могу; он должен сам все решить.

Почему?

Он не знает, что я здесь.

А Билли знает?

Билли знает. И ты знаешь. Я повсюду вокруг тебя. Я в воздухе и в каплях дождя. Я в шорохе листвы и в плеске океана. Я во всем, что живет. Ты сам это знаешь. Ты можешь говорить со мной, когда захочешь, потому что я повсюду. Тебе не нужно со мной прощаться. И ты не прощался. Ты можешь поймать ветер в ладонь?

Я знаю, что нет.

Ты можешь удержать в руке океан?

Нет.

А воспоминания в сердце сохранить можешь?

Я знаю, что могу. Я пытаюсь улыбнуться; мама смотрит куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь – и вижу Билли. Глаза у него закрыты, бледное лицо похоже на луну. Его рука, призрачно-белая, качается на волнах совсем рядом со мной. Мне отчаянно хочется схватить эту руку, но чем больше я барахтаюсь, тем дальше мы отплываем друг от друга.

Мамочка, мне надо попрощаться. Правда, очень надо.

Зачем?

Это необходимо. Без прощания истории не заканчиваются.

А может, история и не должна заканчиваться, сынок.

Я хочу спросить у мамы, что она имеет в виду, но она уже исчезла. Я снова разворачиваюсь к Билли и вижу их вместе. Мама и Билли. Билли и мама. От ее губ к его рту порхают крошечные пузырьки жизни; его ресницы подрагивают, как крылья бабочки.

Я разрываю водную гладь, вырвавшись из глубины, как газировка из бутылки, если ее потрясти. Я ловлю ртом воздух; под мышкой у меня зажат Билли. Небо надо мной совсем посерело; я смотрю на него, а оно простирается вдаль, бесконечное, как слово «навсегда». Я слышу плач чаек. Я смотрю наверх, а они кружат над моей головой. Я думаю о том, что мог бы остаться с мамой на секунду дольше, мог бы с ней попрощаться, но я снова все испортил. ПРОЩАЛЬНЫЙ СПИСОК оказался ни на что не годен. Из глаз у меня вытекает теплая слеза и смешивается с морскими волнами. Вы бы ни за что не поняли, где заканчиваются слезы и начинается океан.

Я тяну Билли туда, где вода встречается с песком. Кастет помогает мне затащить братишку на берег. Билли похож на размокшую губку, пропитанную ледяной водой. Он обессиленно лежит на песке, и я падаю рядом. Кастет стремительно снимает пиджак и накрывает нас, чтобы согреть, но я уже знаю, что это не поможет: Билли не дышит.

Однажды, давным-давно, папа отвел нас в музей восковых фигур. Статуи казались совсем живыми, если бы только не цвет кожи. Именно так выглядит сейчас Билли. Кастет с Асебен стоят, склонившись над нами, не в силах пошевелиться. Я нагибаюсь, чтобы послушать, дышит ли Билли, но слышу только собственное дыхание. Оно просто оглушает.

Массаж сердца. Я знаю, как его делать. Но сколько бы книг я ни прочитал, сколько бы передач ни посмотрел, я просто не в силах двигаться. Марвин не написал об этом в своей Медицинской энциклопедии: страх потерять близкого человека бывает так силен, что не можешь пошевелить ни одной мышцей.

Чайки надо мной рыдают взахлеб.

Я не могу спасти Билли.

Мне страшно.

Я боюсь, что братик умрет.

Теперь я знаю, каково это – терять любимых.

Мамин голос в моей голове говорит, что она просто зашла за угол. Мне нечего бояться. Мама будто наблюдает за мной, уговаривая действовать. Не размышляя, я склоняюсь над Билли и кладу руки ему на грудь. Она такая холодная. Я убираю руки, сердце у меня мчится, как лошадь в галопе. Я снова нагибаюсь над братиком и надавливаю на грудную клетку – в точности так, как показывали по телевизору.

Живи, Билли. Живи, Билли.

Я пытаюсь снова и снова. И вдруг чувствую под руками едва заметное шевеление. Подергивание, будто прыгает золотая рыбка, оказавшаяся на суше. Билли снова дышит.

Когда я больше не боюсь, что он умрет, я перекатываю Билли на бок, чтобы он пришел в себя, и откидываюсь на бархатистый песок. Облака над моей головой похожи на капли слез.

Пальцы мои на ощупь пробираются по песку, пока не нащупывают руку Билли. Я сжимаю его ладонь.

Его рука слегка дергается в моей, но на пожатие братик не отвечает.

Асебен опускается на землю рядом с нами. Наверно, она вызвала «скорую»: я слышу вой сирен, он совсем близко. А потом я слышу голоса врачей. Нас с Билли оборачивают в фольгу; я хочу сказать, что мы похожи на замороженных индюшек, готовых отправиться в духовку, но слова застревают у меня в горле.

– Присматривайте за ними как следует, – кричит Асебен, когда нас заносят в карету «скорой помощи». – Это мой лучший друг и его брат.

Нас отвозят в эдемскую больницу; я не разрешаю докторам разлучить нас, хотя они, видимо, собирались сделать именно это. Я не оставлю Билли. Они забирают нашу мокрую одежду и одевают нас в халаты. Мы так крепко цепляемся друг за друга, что между нами не просунуть даже листок самой тонкой бумаги.

– Билли, – шепчу я, думая о том, что он говорил прошлым вечером, когда притворялся Брайаном. – Ты сделал это, потому что думал, что без тебя я смогу удержать какую-нибудь маму? Мне не нужна мама, если я потеряю тебя.

Голос у Билли звучит хрипло и резко:

– Нет, я пошел к океану ради Брайана.

– Брайана? – Я совсем запутался.

– Я принес его в школу, потому что хотел показать окрестности. А потом он исчез, но я нашел его снова на садовом участке. Когда ты не пришел к школьным воротам, я рассказывал Брайану сказку про кресло. Он захотел увидеть прекрасную русалку. – Билли слабо улыбается. – Я собирался только показать Брайану поверхность океана, но он сказал, что хорошо ныряет, и прыгнул вниз. Я потерял его и склонился над водой – вдруг найду? Но я не такой хороший ныряльщик, как Брайан.