Жар предательства - Дуглас Кеннеди

Он опять что-то шепнул Омару. Тот выбросил осколки в стоявшую неподалеку урну и снова нас оставил. Как только дверь за ним закрылась, Бен Хассан взял счет из больницы и, показывая на него, сказал:

– Вот оно так называемое дымящееся ружье – еще одно неоспоримое доказательство того, что вы ударили своего мужа бутылкой по голове, когда узнали о его предательстве.

Я зажмурилась. Нельзя было откровенничать с этим коварным провокатором, что сидит напротив меня.

– Вы должны знать, – наконец произнесла я, – что я говорю чистую правду в том, что касается травмы головы Пола. И я очень за него беспокоюсь. Я должна найти его.

Бен Хассан молчал, потягивая вино. Потом сказал:

– Надеюсь, вы найдете утешение в том, что ваш супруг постарался загладить свою вину перед дочерью.

– Под этим вы подразумеваете?..

– Он помог ей купить квартиру.

Я опешила:

– Что?!

– Помог Самире купить квартиру, в которой она сейчас живет, в доме, перед которым сегодня утром вы учинили ей скандал.

– Я не учиняла скандал. Просто…

– Уведомили ее о том, что считаете ее любовницей вашего мужа. Самира позвонила мне, пока вы спали. Ее оскорбило ваше обвинение, которое вы бросили ей прилюдно.

– Я ее ни в чем не обвиняла.

– Я знаю, что вы, madame, как всегда, говорите правду.

– Пол не смог бы купить ей квартиру.

– Он заплатил только половину стоимости. Другую половину внес ее любовник-француз.

– Сколько денег мой муж дал дочери?

– Один миллион дирхамов.

Бен Хассан наблюдал за мной, пока я осмысливала эту маленькую подробность.

– Не могу поверить, – заявила я.

– Почему?

– Это сколько в долларах?.. Если брать восемь и восемь дирхамов за один американский доллар… получается что-то в районе ста двадцати двух тысяч долларов.

– У вас не голова, а калькулятор, madame.

– Без моего ведома он не мог получить такой кредит в США.

– Именно поэтому Пол занял деньги здесь, в Касабланке.

– Но здесь у него нет рейтинга кредитоспособности, нет имущества, которое он мог бы предоставить в качестве обеспечения кредита на такую огромную сумму.

– И вы опять попали в самую точку. Именно поэтому ваш муж не стал обращаться в банки и другие финансовые учреждения.

И тут меня осенило.

– То есть вы говорите, что он занял деньги у ростовщика?

– «Ростовщик» звучит как-то уж очень ругательно, вы не находите? Лучше сказать «финансовый посредник». Более изящное определение, да и не такое уничижительное.

– По-вашему, месье Бен Хассан, мне сейчас есть дело до словесных изысков? Он занял деньги у ростовщика, а это значит, что неприятностей у него куда больше, чем мне представлялось. Полагаю, вам известно имя бандита, которому ему придется отдать сумму, возможно, в три раза больше той, что он занял?

– Этот человек – не бандит. Он – бизнесмен.

– И как его зовут?..

Длинная пауза. Мой собеседник допил вино, громко икнул, даже не подумав прикрыть рукой рот, и наконец ответил:

– Его зовут… месье Роман Бен Хассан.

Мы перешли в ресторан. К тому времени, когда первая бутылка вина опустела, Бен Хассан попытался убедить меня, что он мой новый лучший друг.

Правда, в начале ужина он не выказывал ни добродушия, ни дружелюбия. Напротив, демонстрировал мне свои более грозные качества.

– Узнав от меня, что Самира, возможно, согласится общаться с ним, если он поможет ей купить квартиру для нее и сына, Пол с ходу заявил: «Дай ей денег». Я объяснил, что, если он серьезно надумал занять один миллион дирхамов, то должен быть готов к определенным последствиям, если не будет ежемесячно выплачивать долг.

– И что это за последствия?

– Неприятные.

– Неужели вы намеревались послать кого-то в Буффало за тем, чтобы выбить из него долг… или еще что хуже?

– Разумеется, при необходимости я найду и способы, и средства – связи, так сказать, в той части света, которые смогут действовать от моего имени. За определенную цену, naturellement[92]. За цену, которая будет включена в ежемесячную выплату.

– По-моему, на языке гангстерского ростовщичества это называется «грабительские проценты». «Грабительские проценты», которые ты должен выплачивать ежемесячно, если не хочешь пострадать физически.

– Очевидно, этот термин вы подцепили из какого-нибудь криминального чтива, un polar[93], да?

– По работе мне порой приходится сталкиваться с клиентами, которые совершили ошибку, взяв деньги в долгу головорезов вроде вас.

Бен Хассан пирамидой сложил перед лицом ладони, словно соорудив свой личный храм, в который он теперь смотрел. Я видела, что у него дергаются губы. Пытается сдержать свой гнев, недовольство? Может, я переступила роковую черту? Если мой муж оставил долговую расписку, может, он сбежал в Уарзазат попросту потому, что не в состоянии платить «проценты», предоставив мне, как обычно, решать его финансовые проблемы? Но сумма, о которой шла речь – один миллион дирхамов, – была неподъемной. У меня не было таких денег – ни на моем счете в банке, ни тем более с собой.

Бен Хассан перестал смотреть сквозь решетку своих толстых, как сардельки, пальцев. Одарив меня отеческой улыбкой, он сказал:

– Ну что вы так вцепились в свою сумку, словно я собираюсь ее отнять? Я знаю, что вы мне все еще не доверяете. Но клянусь, у меня и в мыслях нет, чтобы как-то навредить вам.

– Но мой муж…

– Надеюсь, он найдет возможность выполнить свои обязательства, прописанные в нашем маленьком соглашении.

– Вы же знаете, что у него нет таких денег.

Бен Хассан накрыл мою ладонь своей – буквально похоронил ее под холмиком своей мягкой плоти.

– Давайте обсудим это позже…

Он настоял на том, чтобы мы заказали ужин. У нашего столика тотчас же появился официант. Лебезя перед Бен Хассаном, как перед пашой-мафиози, он сказал, что patron просит нас отведать самого лучшего вина, какое есть в ресторане, и что шеф-повар приготовил таджин из мяса барашка с консервированными лимонами «специально для месье Бен Хассана и его очаровательной гостьи».

Меня так и подмывало полюбопытствовать у моего собеседника, не задолжал ли и ресторан ему денег, и он, предвосхищая мой вопрос, объяснил: