Халва - Олег Лаврентьев

разрыв, блямба прилегает неплотно. Если удастся подобраться к блямбе в этом месте, можно будет извлечь ее всю. Разумеется, рядовому хирургу такая операция не под силу.

– Полагаю, будет приятно провести такую сложную операцию, док, – хитро улыбнулся Андерс. – Не каждый сможет похвастаться такой, верно?

Стоун едва не усмехнулся при виде неуклюжей хитрости молодого человека. Но сдержался, еще раз посмотрел на снимки, потом спросил:

– А если я откажусь, какие шаги вы предпримите?

– Ну, док, – скис Андерс, видимо, молодой человек уже уверился в победе, и ему было горько разочаровываться, – тут у меня еще на очереди доктор Линз и профессор Визраби.

– Профессор Визраби вряд ли возьмется за такую операцию.

– А нам говорили, у него золотые руки, – с искренним недоумением сказал Андерс.

– Были. Учитывайте, что профессору пятьдесят восемь лет, руки уже не те. Поверьте, я не злорадствую, ведь я сам до некоторой степени ученик профессора, но истина – вещь упрямая. Что же касается доктора Линза, то в его умении сомневаться не приходится.

– Ну я все равно к вам первому пошел, потому что говорят, что вы лучший, – снова подольстился Андерс.

– Вот в этом месте блямба тоже прилегает неплотно, – задумчиво проговорил Стоун, не слыша его реплики. Потом поднял глаза: – Что ж, передайте своему начальству, что я согласен.

– Ну вот, когда я сыграл на самолюбии, сказал, что ему вся слава от такой сложной операции достанется, он и согласился, – закончил Андерс свою речь.

– Вы молодец, Андерс, – обрадовался полковник. – На какой день назначена операция?

– Сказал, что через неделю.

– Какие-то предварительные приготовления?

– Нет. За три дня до операции больной должен прилететь на Землю для адаптации, и за день до операции нужно доставить его в больницу.

– Неужели ему не нужны анализы, снимки, кардиограммы?

– Так у меня же с собой была история болезни! Док на месте ее просмотрел и сказал, чтобы я ее там оставил, и что ему этого хватит.

– Великолепно. Что ж, Андерс, вы отлично потрудились, можете идти.

Андерс сидел в коридоре и читал газету. Время от времени он поглядывал на стеклянную стенку за которой в белых масках трудились Стоун, его ассистент Джек Эвертс и молодая сестра, имени которой Андерс не знал. Сначала Андерс не отрывался от стекла, но через полчаса ему наскучило. В самом деле, док с ассистентом склонились над кушеткой и не разгибаются. В фильмах все по-другому. Кроме того, его предупредили, что операция может длиться часа три, а может и больше. Непонятно, зачем ему здесь столько торчать, посидел бы в кафе, пришел бы к концу. Но начальство велело сидеть, бдить и в случае чего вмешаться. Как будто он что-то во всем этом понимает. Ладно, сидеть – не мешки ворочать. Плохо, что он только одну газету взял, на три часа может не хватить.

Опасения Андерса оправдались. Он прочитал «Монинг Стар» от корки до корки, а операция все еще продолжалась. Андерс уже подумывал, насколько приличным будет прислониться к стене и вздремнуть, когда двери операционной распахнулись, и вышел доктор Стоун. Он резко снял с себя маску с каплями алой крови, и Андерс увидел, что лицо у него хмурое.

– Операция прошла неудачно, – не дожидаясь вопроса, сказал доктор. – Больной умер.

– Как же так, док? – опешил Андерс.

– А вы не знали, что бывают неудачные операции? – резко ответил Стоун и быстро пошел на второй этаж.

Огорченный Андерс остался сидеть. Он видел, как из операционной вышел доктор Эвертс и направился вслед за Стоуном. Андерс хотел спросить ассистента, в чем причина неудачи, но пока подбирал слова, доктор уже ушел.

Стоун стоял на балконе пустой палаты и жадно курил. Сзади послышался шум. Он обернулся – Эвертс.

– Не огорчайтесь, Кристофер, – сказал ассистент и положил ему руку на плечо.

– Спасибо за сочувствие, Джек. Хотите «Звездный дождь»?

– Благодарю, мне такие сигареты пока не по карману, и я с удовольствием стрельну у вас парочку.

Некоторое время врачи молча пускали вверх струи дыма.

– Послушайте, Кристофер, – начал Эвертс и тут же замолчал.

– Что? – не оборачиваясь, поинтересовался Стоун.

– Только не обижайтесь.

– Не бойтесь, говорите.

– Возможно, я дурак, но это последнее неловкое движение, которое привело к трагедии…

– Можете не договаривать, Джек, я знал, что вы поймете… Да, я убил его.

– Зачем!?

Стоун обернулся, губы у него были крепко сжаты, левый глаз дергался.

– Потому что ко мне пришел молодой человек из системы правопорядка, что сейчас сидит на диване, и предложил операцию. Операцию психически больному человеку, которого они собирались выпустить в мир. Вы же знаете, чем кончается сосуществование Прыгунов и людей.

– Конечно, – кивнул Эвертс, – смерть мальчика описывалась во всех газетах.

– Этот мальчик был моим соседом, Джек. Не то, чтобы мы были друзьями, но когда я думаю о том, что ради сомнительной выгоды они идут на такой риск, а ведь Прыгуны это прямая угроза людям, Джек, мне становится не по себе.

– Я тоже сторонник, чтобы Прыгуны не возвращались на Землю, но почему вы согласились на операцию? Зачем вы взвалили эту ношу на свои плечи?

– А на чьи, Джек? На плечи Николаса Линза?

– При чем тут Линз?

– При том, что у Линза долги, и двести тысяч слишком большое искушение, чтобы он устоял.

– Все равно, Кристофер, я не думаю, что вы имели право…

– А кроме того тут было еще одно обстоятельство, Джек. Дело в том, что я ассистировал на первых двух операциях Визраби.

– Я знаю. Это были пустяковые операции, не имевшие практической пользы.

– Вот именно, Джек, не имевшие практической пользы. Старик понял, что такое Прыгун, доказал, как дважды два, только они не смогли этого увидеть и, слава богу, что не увидели, а профессор быстро опомнился и замолчал. Психическая неуравновешенность – не следствие, а причина поразительной работы мозга и мышц, понимаете? И если добиться этой неуравновешенности в определенных условиях, если сделать человека психом, а это возможно, мы получим нового Прыгуна, выведенного искусственно. Со всеми вытекающими последствиями.

– И вы знаете, как это сделать?

– Не совсем, но Визраби в минуту откровенности признался, что если удалить достаточно старые блямбы, когда они свернулись в круг, а я оперировал именно такой случай, то истина станет ясна, как божий день. Вот почему я не мог позволить, чтобы операция прошла успешно.

Эвертс задумался.

– Но как вы теперь будете жить со всем этим в душе, Кристофер, – наконец спросил он. – Мы давали клятву Гиппократа, и я знаю, для вас это не пустой звук.

– Как-то придется, – поморщился Стоун. – Я же понимал, что, несмотря