Отражения - Мария Николаевна Покусаева

что сделало их такими. Или о принцессе, которая прожила много лет в далеком поместье, а ее дедушка тем временем не то чтобы горевал. Хочешь найти в нем доброту? Я бы на твоем месте надеялся встретиться с его равнодушием.

У Антуана Луиса Фердинанда были холодные серые глаза.

Холоднее, чем у его младшего сына.

– Он умен.

– Еще бы, – фыркнул Ахо.

– И хитер.

– Несомненно.

– И опытен.

– Особенно – в играх того толка, в которые его старший сын еще только недавно учился играть, – Ахо проследил, как я встала с кровати и сделала несколько шагов по комнате – от стены до стены, от окна до камина. – Расспроси своих наставников не только о том, сколько раз нужно приседать перед принцами, а сколько – перед маркизами, и может быть, поймешь чуть больше.

– Спасибо, – резко ответила я. – Сама бы ни за что не догадалась.

Ахо не стал отвечать, он лишь недовольно и тяжело спрыгнул на пол и исчез под кроватью, оставив меня с учебниками и тысячью мыслей, не самых приятных. Я отложила книги в сторону и легла набок поверх покрывала, поджав ноги и обхватив колени руками.

Из-за тревожного, промозглого утра и ссоры меня чуть знобило и очень хотелось ныть и жаловаться, но сейчас в доме не было никого, кто стал бы слушать мои жалобы хоть с каким-то сочувствием. Внутри меня снова была льдинка, в самой груди, острая и холодная, и она не таяла, наоборот – росла, становилась черной пустотой, и от этого очень хотелось плакать – или не дышать.

Корешок «Книги лордов» оказался прямо перед моими глазами, и я зацепилась за это.

За принцев и то, что я о них знала.

У короля было три сына: один наследник и два про запас. Потом первый умер – и наследником стал другой. Дочки первого, родившиеся в законном браке – во всех смыслах законном, с соблюдением традиции выбирать жену из представительниц ангрийской знати – исчезли, потому что их мать прикрыла трауром обиду. Так мне сказали. Никого – ни короля, ни его оставшихся сыновей не интересовала судьба девочек.

До недавнего времени.

До того, как старшая достигла того возраста, который делал ее невестой.

Удивительное совпадение!

Я поскребла ногтем корешок книги.

Не то, чтобы я надеялась разглядеть во взаимоотношениях внутри семьи д’Альвело нечто, напоминающее тепло и заботу о родственниках, но… В ней не было и намека на тепло и близость. Разве что принцы, оба два, кажется, были искренне привязаны друг к другу – в том числе, любовью к интригам и придворным играм.

Я отогнула угол покрывала и прикрылась им, надеясь, что так станет уютнее.

Присцилла назвала Фредерика ослом.

Он погиб на охоте – подробностей я не знала, но по тому, что можно было услышать и прочесть, у меня сложилось впечатление, что охоту он любил куда больше всего остального. Больше жены, больше дочерей, больше страны, на престол которой должен был взойти, когда его отец оставит трон – по своей ли воле или потому что умрет.

А что любит Дар?

Живопись? Законы? Морские путешествия? Мировые заговоры с участием волшебников и приглашенных гостей из иных миров?

Не могло ли быть так, подумала я, что Дар изначально был куда более выгодной партией для этой страны, чем его старший брат?

Умный, красивый, спокойный, с путешествиями за плечами, с невероятным самообладанием, настоящая мечта о прекрасном принце, о солнечном венце, об истинном короле волшебного королевства.

Я вздохнула.

Если думать, то все усложняется, но не думать я не могла.

Незаметно для себя я задремала. Мне снились коридоры и залы, музыка и руки, теплые карие глаза и лукавая улыбка. И еще лес, по которому мчится охота – такая же, как на гобелене с белой ланью, но всадник не один, и волосы у него темные. Он полон азарта погони, копыта его коня касаются земли, дороги, ручьев и мхов, взметаются вверх брызги холодной воды и сухие листья, пахнет грибницей, дождем и туманом. Слышно только лай псов, и тяжелое дыхание, и стук копыт, и свист ветра в ушах.

Я не знаю, кем я была в этом сне, то ли одной из гончих, то ли ветром, то ли чем-то, живущем в ветре и в дыхании псов. Но сон увлек меня глубоко, настолько глубоко, что, когда меня из него выдернуло, я не сразу поняла, где нахожусь.

Кто-то стучал в дверь моей спальни, осторожно, но настойчиво.

Я вздрогнула и поежилась. Спросонья мне было зябко и казалось, что воздух в комнате пахнет осенним лесом.

Я пригладила волосы, как могла, одернула платье, стараясь не думать о том, что оно измялось, и открыла дверь.

Кондор стоял, привалившись плечом к стене.

Он не был злым или раздраженным. Видимо, все то, что произошло утром, успело поблекнуть и отмереть. Чародей казался скучающим, словно бы устал стоять здесь и ждать, когда же я изволю услышать стук и открыть дверь.

– Я тебя разбудил? – прямо спросил он, бросив на меня короткий взгляд.

Я только кивнула, не найдя в себе сил открыть рот.

Я все еще не проснулась.

– Прости, – он улыбнулся блеклой, полной сочувствия улыбкой. – Пожалуй, это жестоко с моей стороны, но есть одно дело, которое стоило бы сделать сегодня. Если у тебя есть силы, конечно.

Это был вопрос, поняла я, и, если у меня нет сил, то я вправе отказаться. Что бы он ни задумал.

Я вздохнула, стряхивая с себя остатки сна, все его липкие туманы и запахи осени, и скрестила руки на груди.

– Что за дело? – спросила я хрипло.

– Хм, – Кондор наклонил голову набок. – Нужно посмотреть дом, в котором ты будешь жить. И познакомиться с его хозяйкой, которая любезно согласилась сдать его в аренду. По просьбе его высочества.

– О, – только и сказала я, поежившись. – Вот как.

Кондор рассеянно моргнул.

– К сожалению, это требует твоего присутствия, милая, – сказал он мягко.

– Просто дай мне пять минут на прийти в себя, – ответила я и потянулась к дверной ручке. – И причесаться.

Он понимающе усмехнулся:

– Я буду ждать тебя у лестницы.

Я кисло улыбнулась и закрыла дверь.

Ахо вылез из-под кровати и сейчас сидел ровно посередине комнаты. Он молчал, пока я крутилась перед зеркалом, поправляя платье, и расчесывала волосы, держа щетку в дрожащей руке, но пристально смотрел на меня. Его взгляд был почти осязаем, и я не выдержала:

– Что? – спросила я, обернувшись.

Ахо моргнул, по-кошачьи лениво:

– Мне показалось, – сказал он. – Что пахнет