Потайная дверь - Ева Фёллер

– Я думаю, мы произведём хорошее впечатление.

Позади нас возник мистер Фицджон и оглядел нас со сдержанной улыбкой.

– Милорд, если вы позволите мне одно замечание, вы не вполне справедливы по отношению к облику вас обоих. Без сомнения, вы и миледи войдёте в историю альмака как beau couple сезона. – Он коротко поклонился: – Джерри уже подал экипаж, милорд.

Ещё до того, как я успела пополнить мой тайный список незнакомых слов ещё одним понятием – beau couple, – я вспомнила, что это означает всего лишь «красивую пару». Лондонский высший свет этой эпохи часто вплетал в разговор французские обороты, это было в духе времени. Себастьяно поблагодарил мистера Фицджона за комплимент, потом взял меня под локоток и с братской предупредительностью повёл к экипажу.

Джерри стоял снаружи и беззвучно присвистнул, увидев меня.

– Чёрт возьми, а вы ведь красавица! – импульсивно вырвалось у него. – Прямо ослепительная! А вы тоже хороши, милорд!

– Всё только видимость, – отмахнулась я. – В обычной жизни мы выглядим куда скромнее. – Я испуганно метнула взгляд назад, в сторону нашего морщинистого грума, но Жако нас не слушал. Он был целиком поглощён тем, что бросал камешки в голубей, клюющих свои крошки неподалёку, и радовался каждому меткому попаданию. – В действительности мы совершенно простые люди. – Я толкнула Себастьяно локтем в бок: – Правда ведь?

– У нас даже нет экипажа, – поддакнул мне Себастьяно.

– Но наверняка есть много такого, чего здесь нет, – Джерри с тоской смотрел на нас, открывая перед нами дверцу экипажа. – Хотел бы я когда-нибудь отправиться с вами. Ну, вы знаете, в ваше время, откуда вы происходите. Может, тогда бы я сумел помочь моему деду. Из-за его ноги. Я имею в виду, из-за той ноги, которой больше нет. Ноги нет, но она всё ещё болит так, будто она есть. Это сводит его с ума. Готов поспорить, в будущем уже есть средство от этого. Такое, что по-настоящему помогает, а не так, что просто засыпаешь, как от опиума. И, может быть, средство, которое помогает от воспалений на его культе.

Я с жалостью посмотрела на него, но не успела ответить, как он уже захлопнул дверцу экипажа.

Себастьяно вздохнул, взглянув на меня:

– Не надо ничего говорить, я точно знаю, о чём ты думаешь. Но мы ничего не можем сделать.

– А почему, собственно? – Я крепко вцепилась в ручку дверцы, потому что экипаж катился по ухабам. – Эти дурацкие правила игры, которые выдуманы Старейшинами для путешественников во времени, может, их можно изменить путём переговоров.

– Я уже не раз спрашивал об этом Хосе, – сказал Себастьяно. – Я знал одного мальчика, он был курьером в 1380 году. Он был на несколько лет младше меня, очень славный парнишка. Однажды он напоролся на ржавый гвоздь, и началось заражение крови. Пара таблеток пенициллина его бы спасла. Я умолял Хосе сделать исключение и переправить лекарство из будущего. Но он ответил, что это не в его власти. Мальчишка умирал, а мне пришлось бессильно на это взирать.

Я пришла в ужас.

– Это значит, что Хосе не мог помочь? Или всего лишь не хотел?

– Я думаю, он не мог. Но я не вполне уверен. Ясно лишь одно: мы должны придерживаться правил, но Хосе так и не сказал мне, то ли эти правила установлены произвольно, то ли обусловлены законом природы.

Я напряжённо думала.

– Может, можно было бы попытаться с маской?

– Что попытаться?

– Прихватить с собой что-нибудь из будущего в прошлое. Ты же знаешь, что эта маска исполняет желания. Может, таким образом можно было бы помочь людям вроде мистера Скотта. Если очень сильно захотеть…

– Но ведь маски больше нет.

Я жалобно вздохнула:

– Да я знаю. Но если мы узнаем, кто её у меня отнял, мы, может быть, сможем её вернуть, а?

Себастьяно повернулся и внимательно посмотрел на меня:

– Ты имеешь в виду что-нибудь определённое?

– Я думаю, что тот, у кого сейчас наша маска, часто вращается в нашем кругу. Нам осталось только разузнать, кто это.

– Это может быть больше дюжины людей. Ты кого-то подозреваешь?

– Нет, – призналась я. – Никого ни в малейшей степени.

Но скоро нам пришлось получить ответ на этот вопрос.

* * *

Бал состоялся в здании скромного вида на Кинг-стрит. Но большой танцевальный зал всё-таки впечатлял своими размерами. Люстры из хрусталя и огромные настенные зеркала придавали ему великолепие. Само же мероприятие, правда, оказалось для меня сплошным разочарованием. Весь вечер представлял собой чопорное, церемониальное дело, при котором главной задачей было показать себя и оказаться привлекательной, что относилось в первую очередь к девушкам на выданье. То, как они оценивались присутствующими мужчинами, уже больше смахивало на ветеринарно-санитарный осмотр мяса.

Это не имело ничего общего с настоящей вечеринкой, для этого всё проходило слишком уж формально и невесело. Девушки почти все были отчётливо младше меня и стояли вокруг в приличных позах, оберегаемые более старшими дамами в помпезных вечерних туалетах. Мужчины были разных возрастов, но в большинстве своём моложе тридцати и все одеты в одном стиле – бриджи, пышные галстуки, взбитые причёски. Если они не были заняты оценкой девушек или танцем, они с миной пресыщенности подпирали стены или беседовали в небольших группах – в том числе и обо мне и Себастьяно, потому что мы были предметом множества любопытных взглядов.

Музыканты заиграли пьесу для хороводного танца, которая звучала скорее скучно, чем бойко, соответственно двигались и многие из танцующих пар. Пара мелких прыжков, проделываемых с серьёзной миной, было пределом радости движения. Танцевали котильон и шотландский рил. Вальс и кадриль были ещё только на подходе, насколько я знала от месьё Мерьё, но альмак в этом смысле был несколько ретроградным местом. Патронессы, ответственные за организацию балов и выбор танцев, имели скорее консервативный вкус. К тому же они были и скуповаты, потому что еда, которую подавали к довольно позднему часу в соседнем зале, была очень скудной – она состояла из сухого пирога и тонких безвкусных бутербродиков. Да и напитки не выделялись, потому что был лишь пресный лимонад и чай.

Мы с Себастьяно танцевали котильон, потому что более или менее уже были ему обучены. По крайней мере, я полагала, что мы обучены, но, когда наступила круговая фигура, в которой нужно было поменяться партнёрами, я запуталась среди танцующих и вдруг оказалась вне круга. Тут откуда ни возьмись появился Себастьяно и взял меня за руку.

– Не подавай виду, – шепнул он.

Я вымученно улыбнулась всем вокруг.

– Поздно, – сказала я сквозь зубы. – Уже все увидели.

Тем самым я, вероятно, потерпела поражение в обществе. Ифи мне уже говорила, что патронессы не прощают ни малейшего нарушения приличий.