Чужой - Жюльетта Бенцони

Гийом с нежностью и грустью вспомнил ушедшую в мир иной любимую. Нет, не ту Мари-Дус, чье лицо было искажено болью и страданиями последних дней, он вспоминал прекрасные часы их взаимной страсти, время, когда Мари блистала своей почти неземной красотой, а он сам от восхищения и любви забывал обо всем. Иногда даже об элементарной осторожности. Боже, как же они были счастливы! Больше, может быть, чем если бы жили вместе день за днем, когда супруги постепенно познают глубину характеров друг друга, чувства обесцвечиваются, а иллюзии гаснут. Они знали друг о друге только самое лучшее, самое замечательное, единственно верное, их любовь – подарок Судьбы, за что он никогда не устанет ее благодарить.

Гийом частенько пытался представить себе Мари живой, рядом с ним в этом доме, который так любил. И ни разу ему это не удалось. При первой же попытке в памяти вставало другое лицо, разгневанное, искаженное болью лицо Агнес – первая дама Тринадцати Ветров как будто пыталась помешать ненавистной сопернице завладеть своим домом. А может быть, сам Гийом подсознательно не допускал Мари-Дус в свой нормандский дом, он прекрасно знал, как его жена была привязана к Тринадцати Ветрам, откуда, ни минуты не колеблясь, выгнала его, хозяина, как-то вечером, не постеснявшись прибегнуть к ужасному, постыдному шантажу.

Странно, но в этот вечер из темных глубин памяти предстала перед ним не Агнес. Улыбка, ямочки на щеках, искрящийся, нежный взгляд зеленых глаз – Роза де Варанвиль, его давний и преданный друг, в которой сегодня он вдруг разглядел прелестную женщину. Как же очаровательна была она сегодня! Солнечный луч на рождественском застолье! От нее исходили жизненная сила и в то же время какой-то таинственный внутренний свет. И дело вовсе не в прозрачности ее кожи, милом трепете ресниц или веселом блеске глаз. Просто Роза была бесконечно счастлива, празднуя Рождество среди людей, которых всей душой любила. Франсуа Ньель, например, был совершенно ею очарован.

Гийом взял на этажерке трубку, набил ее, прикурил и несколько раз затянулся, глядя в окно на погружающийся в ночь сад. Он думал, что ответит Роза на предложение выйти за него замуж. Улыбнется, попросит дать время подумать или, решив до конца дней быть верной памяти погибшего мужа, просто откажет ему? Да, было бы интересно задать ей этот вопрос, но внутренний голос советовал Гийому еще немного подождать. Хотя бы для того, чтобы подольше сохранялась надежда. Безапелляционный отказ наверняка омрачит их дружбу.

Первоначально идея женитьбы на Розе принадлежала не ему, а Элизабет, и было это уже года три назад. Девочка очень любила тетю Розу и предпочитала ее своей матери. К тому же Элизабет всегда отличалась практичностью и уже тогда подумала, что если она выйдет замуж за Александра – а они были «помолвлены» почти с детства, – то Роза займет ее место в Тринадцати Ветрах, а она сама станет хозяйкой Варанвиля, который девочке очень нравился.

Поднялся ветер. Гийом любил такую погоду. Вместе с ветром его мысли уносились на границы его владений, туда, где по кромке моря зажигались маяки. Он взял плащ и вышел из комнаты. В доме еще раздавались отголоски праздничного приема: на кухне кончали мыть посуду, расставляли ее на полках. Потантен и двое новых слуг приводили в порядок гостиные и столовую, окончательно чистоту здесь будут наводить уже завтра. Есть сегодня уже вряд ли кто захочет, разве что Адам – его, казалось, невозможно накормить досыта, – поэтому перед сном домочадцы просто перекусят за кухонным столом. Гийом очень любил эти простые поздние трапезы на кухне возле пылающего камина, отдавая им явное предпочтение перед жеманными застольями. Он, конечно, и представить себе не мог, что в этот момент его сыновья, запершись в комнате Адама, горячо обсуждают создавшуюся проблему. Адам считал, что надо немедленно рассказать отцу о том, что с ним случилось в рождественскую ночь, Артур же был другого мнения.

– Я считаю, что нужно немного подождать, – настаивал он. – Завтра отец и его друзья будут держать нечто вроде военного совета. Если расскажем сегодня, они все тотчас ринутся к менгиру в поисках возможных следов и, чего доброго, все там сотрут и перепутают...

– Ну что за глупость! Ты забыл, у отца в Канаде был друг-индеец, он брал его с собой в лес. Конока научил отца идти по следу.

– Знаю, но подумай, когда это было? К тому же отец не охотник. Ты сам говорил, он редко принимает приглашения на охоту.

– Он просто не любит убивать животных. Но при чем здесь уроки Коноки, уж их-то он вряд ли забыл...

– Может, ты прав, но мне хотелось бы иметь несколько часов в нашем распоряжении, тогда завтра с утра мы бы навестили то место. Я тоже умею читать следы зверей...

– Уж не завелись ли в Англии индейцы? – ворчливо усмехнулся Адам. Ему не терпелось покончить с этим делом, пусть даже ценой взбучки, но чтобы в душе его вновь воцарился покой.

– Нет, насчет индейцев ничего не слыхал, но у нас в Астуэл-Парке был егерь, мы с ним подружились. Он часто брал меня с собой и многому научил. Неужели тебе не хочется еще раз вернуться к месту твоих подвигов, не призывая при этом целый свет вместе с собой?

– Х-хочется... конечно. Очень заманчиво... но потом мы расскажем?

– Расскажем, расскажем. Все от начала до конца. Может, эти месье еще будут тебе благодарны, если что-нибудь найдут. Послушай, что это? Не карета ли?

До ушей мальчиков донеслись звон колокольчиков, позвякивание удил, скрип колес. Они быстро вскочили и бросились к окну, Артур резко распахнул его.

– Боже! – воскликнул Адам. – Это что еще такое? Кто бы это мог быть, в таком экипаже?

В это время большая дорожная карета, сверху донизу нагруженная чемоданами и баулами, въехала во двор. Кучер, завернувшись в редингот с тройной пелериной, съежившись, сидел на облучке, из-под нахлобученной по самые брови шапки едва виднелось лицо, рукой он крепко держал четырех могучих ездовых лошадей. К экипажу уже спешили Проспер Дагэ и один из конюхов. Увидели наши юные наблюдатели и Гийома: трость в одной руке, трубка в другой, он неуверенным шагом спускался по ступеням, как человек, который больше не ждет гостей и которого удивляет и огорчает неожиданный визит. Потантен спешил вслед за хозяином, держа в руках огромный фонарь.

Почтовая карета – почти новая и, несомненно, комфортабельная – остановилась у подножия лестницы. Окошко опустилось, и в проеме показалась женская головка в элегантной шляпке с белой вуалью. Блики от фонаря играли в волосах цвета меди и золотисто-зеленых глазах. В это же время раздался теплый музыкальный голос:

– Тысяча извинений, дорогой дядюшка, за приезд в столь поздний час и без предупреждения, но при въезде в Валонь у нас сломалось колесо, и мы с трудом отыскали человека, который нам его починил. Что поделать– праздник! Конечно, мы могли бы переночевать и там, но мне очень хотелось вручить Артуру подарок именно сегодня, на Рождество...

Адам круглыми от удивления глазами уставился на брата:

– Мой дорогой дядюшка? Потом она говорит о тебе... Ты что, ее знаешь?