Дочери войны - Дайна Джеффрис

– Больше шумиху поднимут, – сказала Элиза. – Но операция серьезная.

– Да. Таких трудных спасательных операций у нас еще не было. Побегают немцы туда-сюда и никого не найдут. Когда все успокоится, пленные выберутся наружу через сточную канаву. Выход почти у самого подножия холма.

– Почему немцы до сих пор не пронюхали про потайную лестницу в церкви? – спросила Виолетта. – Я думала, они там обследовали каждый уголок.

– Видишь ли… – начала Сюзанна.

В дверь кафе постучали. Все, кроме Элизы, направились к задней двери. Прежде чем уйти, Виктор нежно погладил Элизу по щеке и улыбнулся. Элиза прижала к этому месту ладонь, желая сохранить тепло его прикосновения. В кафе вошла Элен и начала деловито разворачивать принесенный каравай хлеба.

– Надеюсь, ты не возражаешь. Я воспользовалась ключом. Флоранс просила передать тебе хлеб.

– Спасибо, но я не собираюсь открывать кафе.

– Тогда почему ты здесь?

– Этого я сказать не могу.

– Элиза, ты меня пугаешь.

– Прекрати. Я возвращаюсь домой.

На обратном пути Элиза думала об операции. То, что им предстоит, опасно. Их ведь могут и схватить. Надо будет как-то объяснить Элен свой поздний уход из дому. В общих чертах, без подробностей. Сегодня все будет гораздо опаснее, чем когда они пытались отвести Томаса на конспиративную квартиру. И конечно же, сегодняшняя операция не шла ни в какое сравнение с работой «почтового ящика». Но Элизе так давно хотелось заняться настоящим делом. И потом, это же она убила двух громил из САБ, значит, просто обязана помочь тем, на кого повесили их убийство. Она была знакома кое с кем из партизан. Виктор не только доверял ей, но и активно готовил к участию в операциях, которые начнутся после высадки союзников. Пусть сегодняшнее дело не из простых и сопряжено с опасностью, она будет с Виктором. Это главное. Элиза не сомневалась: вдвоем они со всем справятся.

Флоранс

Элиза отсутствовала часа полтора. Все это время Флоранс копалась в огороде. Услышав шаги сестры, она выпрямилась, вытерла пот со лба и оглядела себя. Флоранс совсем забыла, что на ней только ночная сорочка, успевшая покрыться пятнами пота и перепачканная землей. После кошмарного сна она снова уснула, однако проснулась рано и, стараясь не потревожить Элен, тихо выбралась из комнаты, спустилась вниз и покинула дом через заднюю дверь. Флоранс по-прежнему любила эти ранние утренние часы в саду, когда птицы только начинали щебетать, а воздух был по-особому чист и свеж. Но эмоциональное утомление не давало ей просто сесть и насладиться утром.

Работа в огороде была отличным способом хотя бы на время отодвинуть мрачную действительность. Работая, она свободно дышала, ее мысли не неслись лихорадочным потоком, ее не обдавало жаром, не тошнило и у нее не кружилась голова. И потому она с удвоенной силой вдавливала лопату в землю, делая новую грядку.

Но стоило ей прекратить работу и выпрямиться, как череда мыслей тут же вернулась. Флоранс захлестнуло самым отвратительным из всех чувств – чувством стыда. Неприязнью к самой себе. Каким бы нелепым это ни казалось, часть вины лежала на ней. Расскажи она Элен, сестра попыталась бы ее переубедить. Однако Флоранс сознавала: выбираться из этого лабиринта она должна самостоятельно. До сих пор она вообще не желала говорить об изнасиловании, следуя нехитрой логике: если о чем-то не говоришь, этого как будто и не было. Но если и дальше уклоняться от правды, она никогда не оправится после случившегося. Нужно распутать все, что сплелось внутри ее в тугой клубок. Умом Флоранс понимала: она ничем не спровоцировала изнасилование. Вина за случившееся целиком ложилась на тех двуногих зверей, а потому нельзя упрекать невинную жертву… Жертву. Какое отвратительное слово! Флоранс терпеть его не могла.

Она видела, как Элиза зашла в дом, погруженная в собственные мысли. Чем мог быть вызван этот ранний уход? Флоранс завидовала сестре. Если бы она была такой же смелой и напористой, как Элиза, полной решимости сражаться. И тем не менее сегодня Флоранс проснулась, чувствуя в себе новую решимость. Она найдет способ выбраться из состояния жертвы, и если для этого понадобится стать жестче, она станет. Если она собирается жить, а не прозябать, нужно восстановить ощущение, что она управляет жизнью. Восстановить поколебленное чувство уверенности в себе, что всегда непросто, а во время войны еще сложнее. Но если она хочет вновь ощущать себя личностью, а не маленькой раздавленной замарашкой, надо сделать этот шаг.

Глубоко вдохнув, Флоранс отложила лопату, вернулась в дом, вымыла руки, после чего поднялась к себе.

Не став одеваться, она сунула руку под подушку и достала записную книжечку. Открыв чистую страницу, Флоранс начала описывать свои чувства, покусывая карандаш, когда боль воспоминаний становилась слишком острой. Она писала про гнев и стыд. Про необходимость быть стойкой и умение смеяться над собой, даже если смех окажется горьким. От ее прежней невинности и излишней доверчивости не осталось и следа. Она уже изменилась. Сможет ли она снова доверять себе? Флоранс написала и об этом, а также о своем страхе перед будущим. Она писала о решимости вновь стать цельной, о том, что по-прежнему любит природу, сад и своих сестер. И наконец, когда откладывать дальше было уже невозможно, не вытирая слез, текущих по щекам, она стала писать о том, как с ней обошлись звери из САБ.

Элиза

Для Элизы, ждущей вечера, день тянулся еле-еле. Она снова и снова прокручивала в голове план, мысленно рисуя себе путь к старой шахте и моля Бога, чтобы им все удалось. Сколько бы раз она ни смотрела на часы и ни выглядывала в окно, время казалось застывшим. Она испытывала смешанное чувство возбужденности, ожидания и беспокойства, однако заставляла себя лежать с закрытыми глазами. При всем желании ей было не расслабиться. Она вслушивалась в обычные звуки дома: скрип ставень, шум в трубах, шорохи на чердаке. К ним примешивался еще какой-то звук, доносящийся не снаружи, а изнутри. Это были всхлипывания плачущей Флоранс. Элиза ждала, не желая вторгаться в личное горе сестры. Всхлипывания не прекращались. Тогда Элиза встала и пошла к ней. Постучавшись, открыла дверь и тихо вошла. Сестра сидела на полу, скрестив ноги, и что-то писала в записной книжке. По щекам текли слезы, капая ей на руки. Элиза села рядом. Флоранс прислонилась к ней. Элиза прошептала утешительные слова. Как же им сейчас не хватало Элен!

– Я могу сходить за Элен, – предложила Элиза.

Всхлипывая, Флоранс произнесла свое «нет». Элизе не оставалось иного, как просто сидеть и ждать, когда у сестры иссякнут слезы.

– Тебе чем-нибудь помочь? – спросила Элиза, когда Флоранс перестала всхлипывать.

Сестра шмыгнула носом:

– Принеси мне чистый платок. Не волнуйся, со мной все в порядке. Честное слово.

Элиза сходила за платком. Продолжая писать, Флоранс молча протянула за ним руку. Элиза вышла из комнаты. При всем желании помочь сестре справиться с душевной травмой ей нужно было умственно и физически подготовиться к предстоящему вечеру. Интересно, как проводят день остальные? Сюзанна наверняка все проверяет и готовится к встрече. Мало-помалу время сдвинулось с мертвой точки. Элиза с Флоранс перекусили. Еда была скромной: только хлеб и помидоры. Потом Элизе удалось полчаса подремать. День незаметно сменился вечером. Когда вернулась Элен, Элиза взяла ее за руку и отвела в сторону: