Дочери войны - Дайна Джеффрис

– Послушай, я должна поставить тебя в известность… Много рассказывать не могу. Словом… вечером мне нужно будет уйти. – (Элен, понимая всю серьезность ситуации, слушала не перебивая.) – Дело это опасное, но мне обязательно нужно пойти.

Элен коснулась плеча сестры, посмотрела ей в глаза:

– Я не собираюсь тебя останавливать.

Благодарная Элиза обняла ее. В столь ответственный для всех вечер ей не хотелось ссориться с сестрой.

Сейчас, стоя в лесу и ожидая Виктора, Элиза смотрела на черное бархатное небо, усеянное миллионами далеких звезд. Она вслушивалась в обычные звуки позднего вечера: уханье совы, шелест мелкого зверья в подлеске, порхание ночных птиц между ветвями. Как же она устала! И это еще до начала операции. Элиза нервозно расхаживала взад-вперед по полянке. Ум и тело требовали отдыха, душа нуждалась в покое, однако ей было не расслабиться. Виктор запаздывал, и это ее беспокоило.

Она услышала свист Сюзанны – условный сигнал, сообщавший, что пора искать шахту. Потом вблизи раздались легкие шаги, сопровождаемые хрустом веточек и шелестом листьев. Элиза вернулась под сумрак деревьев, моля Бога, чтобы идущим оказался Виктор.

Вскоре он показался из-за деревьев.

– Слава богу, – прошептала Элиза, поспешив к нему, и Виктор чмокнул ее в щеку. – Иди за мной. Нужно подняться по склону.

– Я так понимаю, шахта находится не у самого замка?

– Нет, не у самого. Та, о которой говорила Сюзанна.

– Ты уверена?

– Конечно. Идем.

По пути через лес Элиза чувствовала, как бьется ее сердце. Ее настроение улучшалось. Кровь неслась по жилам, будоража все тело. Это же чертовски здорово – идти в темноте по едва различимой лесной тропе вместе с Виктором, прислушиваясь к чужим шагам. В этом было что-то магическое и сверхъестественное. И как странно: смертельно опасное дело, на которое они шли, заставляло ее чувствовать себя по-настоящему живой. Когда они подошли к развалинам стены, частично скрытой плющом, Элиза раздвинула ветки и перелезла через стену.

– Вход с другой стороны, – шепнула она.

На другой стороне они нашли тяжелую круглую металлическую крышку, хорошо замаскированную растительностью. Всякий, не знающий, где искать, прошел бы мимо. Вдвоем они подняли крышку.

– Я спускаюсь, – сказал Виктор. – Потом ты закроешь крышку.

– Я тоже пойду.

– Нет, Элиза. Это не входит в план.

– Я только удостоверюсь, что с тобой все в порядке, вылезу и буду ждать поблизости.

Он погладил ее по руке и скользнул в темноту шахты.

– Ты сумеешь найти скобы в стене?

Элиза ждала, стиснув кулаки. Ее нервы напряглись так, что, казалось, вот-вот лопнут. Подмышки стали мокрыми от холодного пота. С каждой секундой ее тревога возрастала. Что задержало Виктора? Почему он до сих пор ей не ответил? Лес вокруг был полон звуков, но Элиза их не слышала, застыв во времени. Потом появился новый звук, совсем рядом. От испуга ее волосы встали дыбом. Она затаила дыхание, огляделась по сторонам, затем облегченно выдохнула. Обыкновенная лиса.

– Ага, – наконец донесся снизу голос Виктора. – Тут что-то вроде лестницы.

– Сюзанна нам об этом не говорила. Я спускаюсь следом. Можешь включить фонарик?

– Пока еще нет.

– Но здесь темно. Шахта ведет в туннель. Света никто не увидит.

– Подожду, пока спущусь на дно.

– Ладно.

Несколько минут они спускались в кромешной тьме. В шахте пахло плесенью и гнилью. Элиза морщила нос, думая о крысах и иных обитателях подземелья, возможно нашедших здесь свой конец.

– Почти спустился, – сообщил Виктор. – Поднимайся назад.

Мелькнул свет включенного фонарика, и сейчас же послышались немецкие голоса:

– Halt! Halt!

Элиза застыла. Казалось, сердце выскочило у нее из груди. Затем, сознавая, что у нее нет выбора, она стала лихорадочно подниматься. В висках стучала кровь. Дыхание стало совсем частым. Выбираясь наружу, она подвернула лодыжку. Попробовав встать на эту ногу, Элиза едва не вскрикнула от боли. Идти теперь она не могла, только ковылять прихрамывая.

До сих пор она думала, что Виктора не берут никакие пули, а его храбрость и сила не знают пределов. Но оказалось, он такой же человек, как остальные. Добравшись до деревьев, Элиза остановилась. Она смотрела на вход в шахту, отчаянно желая увидеть, как Виктор вылезает – живой и невредимый. «Виктор, выбирайся!» – мысленно умоляла она его.

Затем в темноте прогремел выстрел. У нее зашлось сердце. Нет! Нет!

Элен

В ту ночь Элен зашла проведать Флоранс. Младшая сестра крепко спала. Элен же было не сомкнуть глаз. Казалось, стены комнаты надвигались на нее. Элен вылезла из постели и, старательно обходя самые скрипучие половицы на рассохшемся полу, спустилась вниз. На кухне она вскипятила чайник, насыпала в чашку немного драгоценного настоящего кофе и, оставив настаиваться, вышла через заднюю дверь. За порогом было еще темно, но эта темнота отличалась от ночной. Несколько минут, и взойдет солнце. Элен ждала, вслушиваясь в затихающие звуки ночного мира. Туман редел, а за деревьями медленно поднимался солнечный диск. Элен часто встречала восход. Она вытерла росу со старой чугунной скамейки под каштаном и уселась ждать Элизу. Но утренний воздух был еще холодным. Элен вернулась в дом за шерстяным платком и кофе.

Когда она вышла снова, солнце успело встать. Небо было окрашено в яркие розовые и золотистые тона, а туман оставался лишь в низинах, и то совсем тонкий. Как случилось, что этот неизменно прекрасный пейзаж сегодня казался еще более нежным и волшебным?

– Никому не отнять у нас эту красоту, – прошептала она. – Никому.

Элен села, держа в руках чашку и глядя, как перед ней разворачивается картина пробуждения природы. Где-то задорно прокукарекал петушок. На небесной палитре появились нежные оттенки синего. Элен ощутила свою принадлежность к этим местам. Это принесло ей успокоение. Невзирая на все, что происходило в окружающем мире, она ощущала здесь свои корни. Чем вызвано это чувство родства? Наверное, тем, что она ощущает себя естественной, такой, какая есть. Элен была в этом уверена. Тогда как такое возможно, если все они изменились, перестав быть самими собой? Может, они лишь играли в себя, облачаясь в доспехи храбрости и мужества, даже когда страх грыз их изнутри? И принадлежность касалась не только места, связь с которым ты ощущаешь; она включала и принадлежащее тебе, в чем и была проблема. Они сражались за освобождение страны от захватчиков и оккупантов – пришлого народа, присвоившего себе чужое. Захватчики забирали себе приглянувшиеся вещи, избивали и убивали целые семьи, вытаптывали мечтания, уничтожали надежды, оставляя после себя сломанные жизни. Жители деревни выдерживали все это из последних сил. Элен боялась, что, даже когда военный кошмар закончится, наследие войны так просто не исчезнет.