Галлюцинации - Оливер Сакс

Еще более странная вещь была описана в статье Барбары Э. Свартц и К.М. Бруста. Их пациент, умный и образованный человек, потерял зрение на оба глаза вследствие поражения сетчатки. Находясь в здравом уме, он вполне осознавал свою слепоту и вел себя совершенно адекватно. Но дважды, во время запоев (пациент страдал алкоголизмом), зрение к нему возвращалось. Свартц и Бруст в связи с этим пишут:

«Во время этих эпизодов он был уверен, что может видеть, например ходил по дому, не прося о помощи, смотрел телевизор и говорил, что может обсудить содержание программы с друзьями… Он был не в состоянии прочитать ни единой строчки в таблице проверки остроты зрения, не мог сосчитать пальцы перед глазами, но при этом упрямо твердил, что может видеть, сочиняя для этого правдоподобные конфабуляции – например описывая помещение, где находился, и внешность двух врачей, с которыми в тот момент разговаривал. Во многих деталях его описания были неверны, но он не осознавал их ошибочность. При этом он признавал, что видит вещи, которых в действительности не существует. Он, например, говорил, что в кабинете, где он находился, полно одинаково одетых детей. Эти дети входили и выходили из кабинета сквозь стены. Больной описал собаку, которая в углу грызла кость, а потом заявил, что в кабинете оранжевые стены и потолок. Он понимал, что дети, собака и оранжевый цвет помещения – это его галлюцинации, но настаивал на том, что остальные упомянутые им детали реальны».

Возвращаясь к Гордону Х., рискну предположить, что поражение правой затылочной доли привело к одностороннему синдрому Антона (хотя я не знаю, был ли такой синдром когда-либо описан). Содержание его галлюцинаций (в отличие от галлюцинаций больных Ланса) определялось и формировалось восприятием неповрежденной половины поля зрения, а сами галлюцинации органично сливались с реальными зрительными образами.

Мистеру Х. стоило лишь повернуть голову для того, чтобы обнаружить, что его восприятия иллюзорны, но это нисколько не поколебало его уверенность в том, что он одинаково хорошо видит в обе стороны. Если бы его вынудили, то мистер Х., наверное, согласился бы с тем, что у него есть галлюцинации, но для него они все равно остались бы реальными – он был бы уверен, что галлюцинирует реальностью.

Будучи студентом, в 50-е годы я работал в Мидлсекском госпитале, в Лондоне, где видел множество больных с делириозными расстройствами сознания. Иногда эти состояния флуктуирующего сознания[65]были вызваны высокой температурой на фоне инфекции, почечной и печеночной недостаточности, иногда делирий возникал на фоне заболеваний легких или декомпенсированного сахарного диабета. Так или иначе, делириозные состояния почти всегда возникали на фоне заболеваний, вызывавших тяжелые нарушения водного, электролитного и кислотно-щелочного баланса в крови. Нередко делирий возникал у больных, получавших морфин или другие опиаты в связи с болевым синдромом. Делирий мы практически всегда наблюдали в терапевтических и хирургических отделениях и очень редко в неврологии или психиатрии, ибо делирий – это расстройство, указывающее на процесс, поражающий весь организм целиком, включая и головной мозг; делирий бесследно проходит, когда проходит вызвавшее его соматическое заболевание.

Возможно, что возраст – даже при полностью сохранном интеллекте – является ведущим фактором риска возникновения галлюцинаций или делирия в ответ на соматическое заболевание или введение тех или иных медикаментов, особенно в условиях современной тенденции к полипрагмазии[66]. Работая в нескольких домах престарелых, я не раз видел больных, получавших по дюжине или больше лекарств одновременно. Эти лекарства сложным образом взаимодействуют друг с другом и нередко провоцируют у больных делирий[67].

У нас в терапевтическом отделении находился один пациент, Джеральд П., умиравший от почечной недостаточности. Почки утратили способность выводить из крови мочевину и другие токсические вещества, и Джеральд П. впал в делирий. Большую часть своей жизни мистер П. провел на Цейлоне, где работал управляющим на чайных плантациях. Я читал об этом в его истории болезни, но мог бы в нее и не заглядывать, так как воспоминания о жизни на Цейлоне составляли содержание делирия больного. В своем бреду он говорил без умолку, лихорадочно перескакивая с одной темы на другую. Профессор говорил, что больной мелет сущий вздор, и поначалу я был с ним полностью согласен, однако чем больше слушал мистера П., тем больше начинал понимать его речь. Я стал проводить с ним много времени – иногда по два-три часа в день. Я начал видеть, как факты и фантазии смешиваются в причудливой иероглифической вязи его делирия, я стал понимать, как он заново переживает события своей долгой и трудной жизни, как воспоминания окрашиваются яркими галлюцинациями. Мне казалось, что я тайно наблюдаю чужое сновидение. Поначалу он говорил, ни к кому не обращаясь, но однажды я задал ему вопрос, и мистер П. мне ответил. Наверное, он очень обрадовался, что нашел слушателя: у больного даже немного уменьшилось возбуждение, и он стал связно излагать содержание своего бреда. Несколько дней спустя мистер П. умер.

В 1966 году, став дипломированным неврологом, я устроился в госпиталь «Бет-Абрахам», где находились на длительном, а порой и пожизненном, лечении пациенты с неизлечимыми хроническими заболеваниями. Один из больных, Майкл Ф., человек с сохранным интеллектом, помимо всего прочего, страдал циррозом печени, развившимся после тяжелого инфекционного гепатита. Та печеночная ткань, которая еще функционировала, не могла справиться с обычным пищевым рационом, и поэтому в диете мистера Ф. было строго ограничено содержание белка. Майкл очень страдал от этого и иногда нарушал запрет, позволяя себе кусочек сыра, который просто обожал. Но однажды он, наверное, зашел слишком далеко, поскольку мы обнаружили его в почти коматозном состоянии. Меня сразу вызвали в госпиталь, и, приехав, я застал мистера Ф. в весьма странном состоянии – это было нечто среднее между ступором и делириозным возбуждением. На короткие периоды он приходил в себя и начинал трезво оценивать обстановку. «Я уже одной ногой в ином мире, – сказал он. – Белок меня добил».