Супер-женщина - Соня Дивицкая

– Не волнуйся, – прошептала она. – Ты просто слишком много выпил.

– Ляг на спинку, – повернул он ее. – Я хочу, чтоб ты кончила. Ляг на спинку.

– Не надо, ты пьяный, Сережа…

– Я хочу, чтоб ты кончила.

– Лучше ты…

– Ляг на спинку.

Он тоже начал стараться. Видел, что она вся сжата, как пружина, и никак не может разогнуться, но все равно старался. Аннушка лежала на спине, ей было слышно улицу и лестничную клетку. На перекрестке завизжали тормоза, кто-то не вписался и сбил дорожный указатель. Металлический столбик зазвенел на асфальте. Два раза ругнулись. И все стихло. Когда Сережа неожиданно всхрапнул, она поняла, что он спит.

Под утро его разбудила духота и сушняк. На цыпочках он пробрался в кухню, нащупал чайник, попил из горлышка. Свет не включал. Смотрел в окно. Его машину занесло, она стояла в белом чехле из снега. Снега было полно, весь город утопал в снегу, и перед домом Аннушки выросли белые горы. Казалось, что зима будет вечной, и счастья больше не жди.

В прихожей он достал кошелек, выгреб все деньги и положил на трюмо. Одевался тихо, чтобы никого не разбудить. Ногу просовывал в джинсы медленно, молнию тянул осторожно, как будто воровал свои штаны. Как встала Аннушка, он не заметил и вздрогнул, когда она включила свет.

В глазах у нее были слезы, она не давала им тут же пролиться, но покрасневший нос обиду выдавал.

– Я проститутка? – Она кивнула на трюмо, на деньги. – Или нищая?

– Извини… – зашептал он. – Новый год… Ребенок… Подарок…

Она повернула ключ в замке, сняла цепочку, открыла дверь. Он быстро выскочил на лестницу, неловко обернулся. Аннушка крикнула в спину:

– Идите вы в жопу! Оба! И ты! И твоя Звезда!

9

По белой улице с мигалками один за другим ползли трактора, чистили дорогу. Он тоже взял щетку, скребок и начал чистить стекла своей машины. Снежинки падали на воротник и неприятно таяли за шкиркой. В парке моргали гирлянды, и резиновый Дед Мороз со скрипом качался от ветра. На аллее задымился снег, и снова послышался знакомый топот лошадиных копыт. Он бросил щетку в багажник, быстро сел в машину и выехал из сонного города на трассу.

Ночью дорога была пустой. Асфальт поблескивал как ледяная горка. У заправки под фонарями стояли темные фуры, их габаритные огни залепило снегом, они светились еле-еле.

Перед мостом у своего поселка он опять решил проверить тормоза и разогнался. Впереди тащилась мертвая «семерка», никто не ждал ее тут, среди ночи. Он начал обгонять, увидел фары встречной… До моста оставалось немного, когда ему моргнули, он выжал газ, но понял, что все равно не впишется.

И было не страшно! Так быстро все случилось, что испугаться не успел. Дернул влево, обошел «семерку», но ледяная борозда помешала вернуться обратно в свой ряд, на дороге его закрутило, он вывернул руль и улетел в поле.

Сердце стучало так громко, что он его слышал. Голова закружилась, но никакой боли в своем теле он не ощущал. Подушка безопасности его зажала, он попробовал шевелить пальцами, сначала руками, потом в ботинках. Иногда проезжали машины, их фары, как волчьи глаза, шмонали его салон.

Зазвонил телефон, он услышал его под сиденьем. На мониторе забегали буквы: «Вас вызывает абонент Звезда». Достать телефон он не мог, и вызов сбросить тоже не получилось, руль оказался слишком далеко, сиденье при ударе отъехало назад. Автоматически включилась система громкой связи.

– Сережа! Где ты? – раздался голос. – Мне Аннушка звонила! Она сказала, что ты заболел, что с тобой?

Он ничего не отвечал и все еще зачем-то шевелил пальцами в ботинках. Жена, как настырный ребенок, непременно хотела, чтобы он ей ответил.

– Скажи мне что-нибудь! – кричала она. – Скажи мне что-нибудь!

– Я не могу говорить, – сказал он. – Меня нет. Я мертвый.

Это было, конечно, неправдой. Минут через десять к нему в окошко постучала рука в кожаной перчатке, и человек спросил:

– Мужик, ты живой?

И тому он ответил как было:

– Живой.

За первой тачкой останавливались и другие машины, их собралось штук десять, и все водители первым делом спрашивали: «Живой?» И отвечали вновь подъехавшим: «Живой он, все в порядке». Он сказал, что помощь ему не нужна, вызвал свой бульдозер и остался ждать его один, в поле.

Машина села задом, нос торчал из кювета, фары светили в небо, хотя никакого неба в ту ночь и не было. Снег и поле смешались в одну густую тьму, из этой темноты выходили кони, они шагали медленно, опустивши головы и подергивая ушами. Лошади разбредались по полю и мирно паслись на снегу. Топтать его копытами они уже не хотели, но боль, которая обычно возникала вместе с ними, явилась снова, только теперь он ее не боялся. Он наслаждался болью, она ему давала такое ясное ощущение жизни, которого он раньше не испытывал. Он смотрел на центрового жеребца с благодарностью. «Спасибо, – подумал он, – после лошадей мне уже ничего не страшно».

Его коттедж так и светился, как новогодняя елка, он наблюдал его из своей опрокинутой тачки. В какой-то момент все огни погасли, дом утонул в темноте, а в машине под сиденьем снова зазвонил телефон. И опять побежали в мониторе желтые буквы: «Звезда, Звезда, вас вызывает абонент Звезда». Отвечать не хотелось, он смотрел, как гуляют белые лошади на черном снегу и как зажигаются окна в его доме – сначала в прихожей, потом в ванной, на кухне, в гостиной и в спальне.

На Сейшелы Алена полетела в жуткой похмелюге. Утром заехали друзья, Макс и Сашуля. Да, те самые, парочка геев, они ее и разбудили, и затолкали под холодный душ, и сразу же в такси открыли фляжечку.

– Душа моя, отпей глоточек, полегчает.

Это Сашуля предложил, тот, что черненький, в голубой маечке. От коньяка Алена отказалась. Говорить было сложно, поэтому она отрицательно качнула головой. И как только она качнула, ей в затылок стрельнули, а потом еще жестко схватили за горлышко.

– Ох, а бледная какая!

Это Макс заметил, тот, что светленький, в розовой маечке. Он посмотрел на Алену внимательно, как медик. Заглянул в зрачки, потрогал лоб, проверил пульс и спросил:

– Дорогая, ты хоть скажи нам, почему так надралась?

Вопрос был сложный. Алена не смогла ответить, только своей крепкой ладонью в сторону повела. И как только она повела, за окошком на улице все люди быстро побежали, ручки в стороны развели и полетели, полетели, полетели…

– Все понял, дорогая, – улыбнулся Макс, – тогда терпи.

Голова раскалывалась, и, хотя в желудке было пусто, тошнило страшно. Аленушка страдала все триста километров до самого Домодедова. Там у терминала F троица вышла. Таксист открыл багажник и выставил чемоданы. Два больших забрали мальчики, третий, маленький, покатила Алена.