Супер-женщина - Соня Дивицкая

Аннушка купила водку и мартини. Вытащила закуски из пакета, открыла кошелек.

– Вот сдача… – Она достала деньги и положила рядом чек.

Он не ответил, отвернулся к телевизору. Ребенок включил себе мультики, это были диснеевские «Тачки». Малыш схватил свою любимую машинку и закрутился с ней по комнате, шепелявя что-то непонятое.

– Что он говорит?

– Я – скорость! – перевела Аннушка и улыбнулась. – Обожает «Тачки».

– Я с-с-с-скорость! Я – с-с-с-скорость! – Малыш рычал как заведенный.

Аннушка пропала на минутку и вышла к столу в домашнем: белой кофточке и в длинной красной юбке.

– А-ля рюс? – Он подмигнул ей.

– А-ля рюс! – Она впервые за этот вечер рассмеялась.

Он открыл водку, пересыпал оливки в стеклянную вазочку. Аннушка порезала колбаску, старательно кромсала сыр… Он огляделся, нет ли рядом полки с бокалами. Аннушка не спешила, добросовестно резала длинный огурец. Юбка сидела на ней уютно, мягкая ткань облегала выпуклость бедра, и ему захотелось повторить эту линию. Он оглянулся на ребенка и погладил Анну по бедру. Нож в ее руке остановился на секунду и снова застучал по досочке.

– А где у нас бокалы? – спросил он и сам же их увидел.

В серванте они стояли. Он намешал на глаз мартини с водкой. Аннушка добавила в коктейль оливку и спросила:

– За что мы пьем?

О господи! Как надоело это все! Как надоел ему этот вечный вопрос: за что мы пьем? За лошадей! За свой табун, который догоняет нас и скоро копытами перетопчет в фарш.

– За тебя, Аннушка! – улыбнулся он. – Я хочу, чтобы у тебя было все хорошо.

– И за тебя, – вздохнула она. – У тебя уж точно все будет хорошо.

– Да ладно… – Он попробовал свой коктейль.

– Да! – И она пригубила. – Ты сильный, целеустремленный, ты очень… Как это сказать…

Он загадочно улыбался и гладил ее по мягкой половинке, пока Аннушка ему внедряла, какой он целеустремленный. Мягкая ткань скользила под пальцами, он искал резинку от трусов, но пальцы не прощупали резинку.

– …Я хочу сказать, что ты очень концентрированный… нет! – она засмеялась. – Я хочу сказать, что ты очень сосредоточенный человек. Да! Ты никогда не распыляешься, у тебя есть очень тонкое чувство своей траектории. Это не часто встречается…

Коктейль показался ему слабоватым, он добавил водки, нетерпеливо посмотрел на Аннушку. «Как у нее все медленно», – подумал и помог ей закруглиться.

– Ты чудесная женщина, Аннушка! Спасибо тебе за все. Ну, за тебя!

– И за тебя… – Она глотнула. – Сережа… Ты – идеальный мужчина!

– Да что ты… – Он посмотрел, чем закусить, бросил в рот кусочек сыра. – Я не идеальный. Я холодный, грубый, зануда… Да, я зануда страшный! Поэтому она и сбежала.

– Вернется, – кивнула Аннушка. – Куда ж она денется…

Сыр застрял на зубах, он пытался его сковырнуть языком. А мальчик так и бегал возле телевизора и повторял одно и то же: «Я – с-с-скорость! Я – скорость!» И чемодан лежал на шкафу, желтый, кожаный, пустой.

Ох, мама родная! Какая же тоска! Какая же убогость ощущений! Свет, наверно, здесь тусклый, нужно лампочки поменять. И почему он вдруг решил, что эта женщина ему поможет? А ведь могла бы! Неужели сложно – заржать в неподходящем месте? Звезда умела делать шоу из любых подручных материалов. Звезда умела быть шикарной даже в тот момент, когда на жопе у нее ползли колготки. Она доставала монеты небрежно, как мусор, и никогда не приносила никакую сдачу, к тому же с чеком, жена транжирила все, до копейки.

Он налил себе еще – чистой водки, без мартини. Лимоном закусил и сморщился. Аннушка улыбнулась. Он посмотрел на розовое ушко, вспомнил ее фотографию в красном. «Все они одинаковые, по большому счету, – подумал он, – из любой комсомолки можно сделать звезду».

– Ты очень красивая женщина, – сказал он ей и еще раз погладил по спинке и ниже.

Ничего на ней нет, наконец-то понял он, сидит без трусов, ждет счастья. Он закинул ногу на ногу и придумал игру.

– А знаешь что, Анютка? – заявил он. – Переезжай ко мне.

– Вот так вот прямо? Встанем и поедем?

– Да. Поедем и встанем! Места у меня много, все поместимся. Хочешь, прямо сейчас? Поехали! Не бойся.

Он был еще не очень пьян, когда ей это предлагал. «Ну, поиграй со мной! – на это он надеялся. – Пожалуйста, играй! Вставай, возьми со шкафа свой желтый чемодан, кидай туда свое тряпье, одень ребенка, смейся! Помоги! Я не могу терпеть! Ты что, не видишь, что ли, лошадиные морды? Да вот же они, в твоем окне…»

Малыш случайно подвернулся под руку, он погладил его по светлой макушке и зарычал:

– Я – скорость! Я – с-с-скорость!

Аннушка не играла. Она смотрела на него серьезно, как на платье в магазине, соображала: примерить или нет, дороговато или потянет?

– Ты знаешь, Сережа… – Она начала говорить обстоятельно, как будто заранее продумала ответ. – У нас действительно много общего. Ты обладаешь всеми качествами, которые я хотела бы видеть в мужчине. Ты для меня идеал мужчины. И ты мог бы стать для меня идеальным мужем. Я тоже, мне кажется, вполне могла бы стать для тебя идеальной женщиной…

Аннушка разволновалась, поэтому ее заклинило на этом слове – «идеальный». Она его пинала, как пустую коробку.

– Мы могли бы стать идеальной парой, но…

– Но? – немножко ускорил он ее.

– Но сначала тебе нужно разобраться со своей женой, – выдала Аннушка и снова отправила за ушко волосы.

Он вздохнул разочарованно, как ребенок, с которым не стали играть в паровозики.

– Серьезный ответ взрослого человека.

– Вы были идеальной парой… Так казалось, во всяком случае… Я думаю, вам нужно поговорить…

– Да, да, конечно… – кивнул он. – Ты не могла бы дать мне зарядник? Телефон садится.

Телефон поставили на зарядку. Детенышу дали молока с печеньем. Бокалы обновили. Она пила мартини, без водки. Он пил водку, без мартини. Смотрели мультик. Ни о чем не говорили. Оба ждали, когда позвонит Звезда.

В десять ребенок наконец-то отрубился. Свет погасили, малыша уложили в кроватку, себе разложили диван и хором спели для надежности колыбельную песню «Степь да степь кругом». Аннушка запевала: «Ты, товарищ мой, не попомни зла», а он подтягивал: «В той степи глухой схорони мня».

Ребенок засопел, они немножко полежали, прислушиваясь к удаленным звукам: дверь у соседки, на улице собака, петарды в парке… Потом он резко притянул Аннушку к себе и целовал в нос, в губы, в шею, быстро, крепко, наваливаясь всем своим отяжелевшим пьяным телом. Когда он повернулся на живот, она спустилась вниз и начала стараться.

Он понимал: старается, и от ее усердия на него накатила страшная жалость к этой женщине, которая живет на чемодане. Он захотел укрыть ее одеялом, уложить ее спать, чтобы она отдохнула, чтобы не пела ребенку грустные песни. Он взял ее за плечи, остановил, чувствуя себя виноватым за то, что ему оказались совсем не нужны все ее старания.