Танцуя с тигром - Лили Райт

Mamá, будь осторожна. Они придут и за тобой.

Но он больше не мог вспомнить тех, кто желал ему зла. И он подумал: «Я – Педро Родригес Модика, сын Леоноры, человек, который очищает воду». И он подумал: «Нет ребенка, который будет носить мое имя и продолжит мой род». И он подумал: «Я был хорошим мальчиком, но нехорошим мужчиной».

Когда он открыл глаза, он не увидел ни лица матери, ни Пречистой Девы, ни Ангела Смерти – только друзей, которые крестились и молились Господу. С внезапной ясностью он увидел, кто низок душой, а кто мудр, кто приголубит его скорбящую сестру, сунув руку утешения ей под рубашку.

Двигатель грузовика завелся с толчком, дернув машину вперед. Грузовик набирал скорость, мчась сверх topes[200], прочь из города, мимо поста скучавших federales. Педро в последний раз посмотрел на небо. Он умирал. Доктор получил свой диплом в Тихуане. Этот человек не мог вылечить простейший синусит, что уж говорить о воскрешении из мертвых.

Анна бежала за Сальвадором. Она не обращала внимания, на кого натыкается. Она думала только о том, за чью руку держалась. Они не видели убийства и потому не сразу поняли, что что-то произошло, пока люди не начали кричать и не примчались полицейские машины с сиреной и красными мигающими огнями.

На перекрестке Сальвадор остановился, привлек Анну к себе, проклиная весь desmadre[201], обещая выбраться, черт побери, отсюда, hasta la quinta chingada[202], который, как решила Анна, должен быть довольно далеко отсюда. Она прильнула щекой к его груди. Его футболка пахла горько и сладко одновременно. Анна любовалась деревьями. Их крепкие стволы держали ветви, которые не гнулись под тяжестью листьев, укрывших в тени двух человек, а те прижались друг к другу, пытаясь почувствовать себя в безопасности, как эти деревья.

– Я знаю одно место, куда мы можем поехать, – сказал Сальвадор.

На крайней улице города он толкнул металлические белые ворота. На бетонном крыльце сидел седовласый мужчина и обтесывал кусок древесины, который он придерживал голой ногой. Все его тело было покрыто опилками. Очевидно, ему ничего не было известно о том, что произошло на Карнавале.

Мужчина вытер ладони о свой грязный фартук, прежде чем хлопнуть Сальвадора по плечу. Его улыбка была усталой, но добродушной. «Он тяжело трудится, – подумала Анна. – Он одновременно беден и богат».

Сальвадор представил ее.

– Permíteme presentarte a Emilio Luna[203], самого уважаемого резчика масок в Сан-Хуан-дель-Монте.

Анна словно почувствовала удар электрическим током по спине. Эмилио Луна. Человек, который продал ее отцу поддельные маски кузнечиков на многие тысячи долларов. Она ждала негодяя из би-муви[204], а не добродушного гоблина, эльфа, duende[205]. Ладонь резчика легла в ее ладонь и оказалась прохладной и сухой. Он постучал по пластиковому стулу, приглашая Анну присесть.

Испанский полился рекой. Анне удалось выловить несколько существительных: tigre, machete, sangre, cabrón[206]. Она внимательно смотрела в лицо резчику, пытаясь понять, что творится у него внутри. Действительно ли он обманывал ее отца? Если так, то было ли ей, как прежде, до этого дело? Может быть, подобный обман был его единственным способом прокормить большую семью. На бельевой веревке висели постиранные вещи. Джинсы. Огромный бюстгальтер. Повсюду были разбросаны заготовки масок тигра, еще не знавшие кисти с краской. Но кузнечика не было ни одного.

Сальвадор обернулся к ней:

– Я знаю, что ты сейчас сильно напугана, но Эмилио Луна ответит на все твои вопросы. Он готов стать частью твоей книги. Говори громко, он туговат на левое ухо.

Дурацкая книга. Дурацкая ложь. Анна достала блокнот и ручку.

– Хочешь, я буду переводить? – спросил он.

Анна покачала головой. У нее была гордость – и словарь.

Сальвадор подбадривающе произнес:

– Спроси его про маски кузнечиков.

Анна поняла, почему художник защищал репутацию резчика. Они были хорошими друзьями. Это добром не кончится. Дэниел Рэмси был либо болваном, либо лжецом.

– Скажите, сэр, как долго вы занимаетесь своим ремеслом?

– Мой отец был резчиком. Его отец был резчиком. Люди копируют наши работы, но мы были первыми в деревне. Каждую фиесту люди приезжали к моему отцу за масками. «Я хочу старика». «Я хочу тигра». Пока я был ребенком, я только наблюдал и учился.

Мужчина говорил с ней неторопливо, растягивая слова. Она все понимала.

– Что это за дерево? – спросила она.

– Copal[207].

– Где вы его берете?

Мужчина указал рукой в сторону холмов, потом взял маску тигра и зажал ее между бедер. Странным металлическим инструментом и колотушкой он принялся обрабатывать изделие. В этом жесте сквозила очаровательная самоуверенность: он покажет своей американской гостье таинство создания масок. Минутой спустя взору Анны предстало глазное яблоко тигра. Она всегда завидовала людям, которые умеют создавать что-либо своими руками.

– Señor, как вы решаете, что делать следующим?

Он потер текстуру большим пальцем.

– Просто прислушиваешься к дереву. Погружаешься в мечты. – Он коснулся пальцем своего виска. – El Señor te da la inspiración.

Всевышний посылает тебе вдохновение. Анну достало, что Всевышний говорит с кем угодно, кроме нее.

– Вы зарабатываете на перепродаже?

– Я продаю тигров на побережье.

– Только тигров?

– Тигров, мавров, ослов… и людей из города. – Он достал из фартука запыленную фотографию девушки. – Я сделаю маску для нее на ее день рождения.

– А как насчет кузнечиков? – Анна пристально посмотрела на него.

– Кузнечиков? Никаких кузнечиков. Моя единственная работа находится в выставочном зале. – Резчик обернулся к Сальвадору: – Бери ее.