Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум

Вартан Мартиросович дернул бровью («вот так, наверное, начинается сход лавины», — подумал будущий зять):

— Что он мог напутать? В книге нет — потому что и вообще нет. Ерунда какая-то.

— Ну не скажите. В «Святом Валентине» расписали, кому куда ехать. Сейчас все выяснится, — ответил Георгий.

Но дело и не думало выясняться. Через пару минут охранник вернулся, ведя за собой надменного доктора и сравнительно молодую медсестру спортивного телосложения. Врач холодно поздоровался и поинтересовался, что господам угодно.

— Господам угодно получить новорожденную Ануш Никогосову из триста четырнадцатой палаты.

— Вам же сказали — нет у нас такого ребенка. Может, вы роддомом ошиблись?

— Может, вы сами роддомом ошиблись? — ответил дерзкий голос из-за спины Вартана Мартиросовича.

— Послушайте. Здесь медицинское учреждение, у меня много работы, так что давайте прекратим этот бессмысленный разговор.

— Ну нет, дорогой! Мы без девочки отсюда не уйдем! — звонко воскликнул один из мужчин, которого Вазген Мартиросович считал племянником Аршака Вазгеновича, а Аршак Вазгенович — Кареном из Батайска, о котором много раз слышал, но лично не встречал.

Мужчина молодецки топнул ногой, остальные встречающие посмотрели на него с интересом и беспокойством.

— Я попросил бы вас, — врач тоже возвысил голос, — если вы не уйметесь, мне придется обратиться…

— Послушайте, — Вазген Мартиросович прикоснулся к локтю горячего родственника, — не может тут быть никакой девочки. Девочка давно выросла и сегодня, как мы все знаем, выходит замуж.

— Не отказывайтесь, — сказал вдруг жених. — Зачем отказываться? Нам девочка очень нужна.

— Отдайте нам нашу принцессу! — крикнул второй мужчина, который был совсем маленького роста и даже поднял цветочную корзину, желая произвести большее впечатление, и принялся тыкать ею в сторону медперсонала. К ним уже спешили два охранника с дубинками наперевес.

— Перестаньте! — рявкнул Вартан Мартиросович, который сразу понял, что при текущем повороте событий можно вместо свадьбы оказаться в милиции вместе с гостями и женихом. — Пойдемте на воздух.

— Ну уж нет! — неожиданно взвизгнул врач. — Этого я так не оставлю! Задержите их!

Оглянувшись, Никогосов-отец с величайшим изумлением обнаружил, что встречающих-мужчин стало вдвое больше, причем не было никакой возможности понять, что это за люди и как они здесь очутились. Молодые и не очень, крепкие, хмурые, незнакомцы готовились к сражению за сокрытого младенца. Впрочем противная сторона тоже пополнилась бойцами — шесть разновеликих санитаров в тесных халатах, две докторши в бирюзовой униформе и даже какие-то мамаши, которым здесь было не место ввиду их окончательной беременности. Тут в арке потемнело, и в передний ряд медперсональной дружины пробились четыре милиционера. Вместо того чтобы начать полагающиеся расспросы или по крайней мере призвать прибывших покинуть помещение, милиционеры сжали в руках черные дубинки и приготовились к бою. В голове Петра Тюменцева полыхнуло восхищение собственной сметливостью: какая правильная мысль была оставить хрупких лебедей в багажнике!

«Товарищи, тут какое-то недоразумение», — хотел сказать Вартан Мартиросович спокойно и внушительно, но не успел. Слева из стеклянной дежурки, прилепившейся к мраморной стене, вдруг по-хачатуряновски жахнуло литаврами, виолончелями, флейтами, словно подзуживавшими тех, кто готовился к поединку. И поединок начался. Да какой поединок! Сзади скользко лязгнула сталь. Четыре клинка, четыре булатных луча сверкнули из-под пасмурных плащей.

«Этого еще не хватало! Мало скандала, сейчас еще кровопролитие начнется!» — В глазах Вартана Мартиросовича металось отчаяние.

Одновременно и слаженно милиционеры подняли дубинки, и вместе с громовым докторским воплем «Сто-о-ойте!» сражение началось. В такт литаврам и флейтам зазвенели клинки, разом скрестившись с милицейскими дубинками, ноги в ботинках и сапогах пришли в движение, и шаг за шагом гостей, охранников, врачей, медсестер, санитаров, нянечек и будущих мамочек затянуло в боевой коловорот. Нападая, отступая, скрещивая оружие, воюющие ловко подскакивали, складно перебегали по наборному мраморному полу — быстрее, быстрее. Это было весьма необычное сражение. Вместо того чтобы вступить в бой, сбежать или обезуметь от ужаса, Вартан Мартиросович вдруг совершенно успокоился. Щелкали каблуки парадных туфель, плясали гости в развевающихся плащах, изгибались в прыжке милиционеры, кружились медсестрички, и даже великаны-санитары отчебучивали на удивление ловкие па.

На самом пике жаркого боя с могучим криком «хэй!» танец оборвался. Потянулись в арки с дверками улыбчивые милиционеры, мамаши, медперсонал, а заодно и лишние гости со своими саблями. Мраморный зал вновь был холоден, стерилен и гулок, а откуда-то из тени вынырнула седая женщина в белом халате, которая торжественно несла пухлый розовый сверток. «Сегодня покоя точно не жди!» — охнул про себя Вартан Мартиросович, который надеялся, что все приключения уже позади и можно наконец отправиться в ЗАГС, в храм, в ресторан, куда угодно, где обычно сочетаются браком порядочные граждане.

Женщина остановилась рядом с мужчинами и, не говоря ни слова, протянула сверток доктору. Теперь он увидел лицо ребенка. Девочка спала. «Они что, хотят, чтобы я чужого ребенка принял за своего? Или напомнить, что молодость прошла? Чего они ждут от меня?» Он еще раз посмотрел на спящего младенца. Да, разумеется, это была другая девочка. По правде говоря, Вартан Мартиросович давно уже забыл, как выглядела Ануш в тот день, когда ее забирали домой. Но как только в его руках оказался нетяжелый конверт и он увидел в оконце розовых кружев крохотные ноздри, еле колеблемые сном, он почувствовал млечный запах совсем новой жизни и понял, как далеко ушел тот день. Вартан Мартиросович вспомнил, как волновался, впервые взяв на руки дочку, потому что он, медик, не знал, под каким углом ее держать, можно ли прижимать к груди и дышать на беззащитное лицо своим обычным, взрослым дыханием. Руки тоже сами вспомнили это напряжение предельного внимания, когда нельзя, невозможно совершить ни малейшей ошибки. Вартан Мартиросович посмотрел на еле намеченные бровки девочки и вдруг понял, что ничто не ушло, все живо, и его нынешняя ворчливая опека над дочерью есть продолжение вот этого самого заботливого отцовского напряжения. Грозные брови доктора дернулись, и он принужден был силой усмирить разгулявшееся дыхание и ниже опустить голову.

— Ну дай ты мне подержать ребенка, пока не вымахала с тебя ростом, — услышал он щекой еле слышный шепот незаметно появившейся жены.

«Она не волнуется, — подумал Вартан Мартиросович с чувством некоторого превосходства. — Все-таки женщины больше защищены от воображения, чем мужчины».

Выйдя на позлащенную утренними заморозками улицу Еланского, он огляделся и с аппетитом вздохнул. Из первой машины у чугунной ограды кто-то махал ему рукой. Откидываясь на заднее сиденье, он не успел обеспокоиться, куда же девался сверток с грудной Ануш, потому что рядом с ним оказалась все та же Ануш, только пятилетняя, в вязаной шапочке, жующая булку. Карие глаза ребенка были такими влажно-живыми, точно в них сразу сияли весь смех и весь рев, которые глазам предстояло излучать-исторгать на протяжении многих лет, но смеха — больше.