Детство - Карл Уве Кнаусгорд

— Позвонишь? — спросил я, когда мы подошли к двери.

Гейр привстал на цыпочки и нажал кнопку звонка. У меня затрепетало сердце. Прошло несколько секунд. Затем дверь открылась, на пороге нас встретила ее мама.

— Анна Лисбет дома? — спросил я.

— Да, — сказала она.

— Мы из ее класса, — сказал Гейр. — Принесли ей задание.

— Какие молодцы, — сказала она. — Заходите, пожалуйста.

В отличие от Анны Лисбет у нее были светлые волосы и голубые глаза, но на нее тоже приятно было смотреть.

— Анна Лисбет! — позвала она. — К тебе гости, твои одноклассники.

— Иду! — отозвалась сверху Анна Лисбет.

— А разве она не болеет? — спросил я.

Ее мама отрицательно покачала головой:

— Уже все прошло. Но мы на всякий случай оставили ее еще на денек посидеть дома.

— А-а, — сказал я.

На лестнице раздались шаги, и появилась Анна Лисбет. В руке у нее был бутерброд, и она улыбнулась нам с набитым ртом.

— Привет! — сказала она.

— Мы думали, ты болеешь, — сказал я.

— Мы принесли тебе домашку, — сказал Гейр.

На ней был белый джемпер с высоким воротом и с красным рисунком и синие брюки. Вокруг рта — белая полоска от молока.

— Пошли поиграем на улице? — предложила она. — Я целый день просидела дома. И вчера тоже весь день.

— Пошли, конечно! — сказал я. — Да, Гейр?

— Ну да, — сказал Гейр.

Она надела те самые белые сапожки и красную непромокаемую куртку. Ее мама поднялась наверх.

— Пока, мама! — крикнула Анна Лисбет и выбежала на двор. Мы — следом.

— Что будем делать? — спросила она, быстро обернувшись в конце посыпанной гравием площадки. — Зайдем за Сульвей?

Мы пошли. Вышла Сульвей. Анна Лисбет предложила прыгать в резиночку. И вот мы с Гейром уже стоим с резинкой вокруг лодыжек, а Сульвей и Анна Лисбет скачут внутри нее по каким-то сложным правилам, которые они знают назубок. Когда дошла моя очередь, Анна Лисбет объяснила, что я должен делать. Она положила мне ладонь на плечо, и у меня по телу пробежала дрожь. Ее черные глаза блестели. Она громко хохотала, глядя, как я неловко скачу, и тут, ах, я поймал запах ее волос, которыми она тряхнула у самого моего лица.

Это было потрясающе. Потрясающе было все. Небо над нами затянулось тучами. В серой пелене проступил черно-сизый оттенок, тучи надвинулись над лесом стеной, вскоре пошел дождь. Мы нахлобучили на голову капюшоны и продолжали скакать. Капли колотили по капюшону и бежали по лицу, скрипел под ногами гравий, на столбе, стоявшем в конце площадки, зажглась вдруг лампочка. Через некоторое время медленно подъехала машина.

— Это папа! — сказала Анна Лисбет.

Машина — «вольво»-универсал — заехала и остановилась в глубине двора, из нее вышел крупный, плотный чернобородый мужчина, он нагнулся, поцеловал ее и зашел в дом.

— Мы сейчас будем ужинать, — сказала она. — Что задали-то?

Я сказал. Она кивнула, сказала «пока» и скрылась в доме.

— Мне тоже надо идти, — сказала Сульвей, поглядев на нас своим печальным взглядом, и стала сматывать резинку.

— Нам тоже, — сказал я.

Когда мы спустились к перекрестку, я предложил пробежать до магазина бегом, и мы так и сделали. Там Гейр предложил идти домой не по Барсучьей улице и не через лес, а спуститься по шоссе до Холтета. Так мы и сделали. Оттуда тропинка вела через пустошь к круговой дороге, по ней мы и пошли домой. Но когда мы поднимались по ней и прошли несколько метров, случилось нечто необычное. Сверху показался автобус, я автоматически повернулся туда и увидел в его окне, вровень со мной, лицо Ингве!

С чего это он вдруг надумал? Поехал в город? В такое время? Что ему там понадобилось?

— Там был Ингве, — сказал я. — Сидел в автобусе.

— Да ну, — сказал Гейр без особого интереса.

Мы пересекли лужайку, на которой стоял дом, и вышли на дорогу.

— А что, — сказал Гейр. — Было прикольно.

— Да, — сказал я. — Сходим как-нибудь еще?

— Да, — сказал Гейр. — Только не стоит никому говорить, а? Все-таки девчонки!

— Да уж, это незачем.

С вершины горы я увидел, что папин автомобиль стоит перед домом. Отец Гейра тоже был уже дома. Они — учителя, у них работа всегда кончалась раньше, чем у других отцов.

Я вспомнил про мусорный бак и как я использовал его, чтобы забраться домой.

— Может, еще чем-нибудь займемся? — сказал я. — Еще куда-нибудь сходим? К дереву с качелями.

Гейр помотал головой:

— Вон какой дождь. И есть охота. Я уж домой.

— Окей, — сказал я. — Пока!

— Пока, — сказал Гейр и побежал к своему дому.

Он с такой силой захлопнул дверь, что задребезжали окна. Я посмотрел на дом Густавсена. На кухне горел свет. Интересно — они вернулись или он там один? У них был гараж, поэтому невозможно было определить, на месте машина или нет.

Я повернулся и посмотрел, что делается выше. Отец Марианны открыл мусорный бак и кинул в него завязанный пластиковый мешок. Он был в вязаном свитере, лицо небритое. Он всегда казался сердитым, но я не знал, правда ли он сердится или нет, потому что ни разу с ним не разговаривал и ни от кого ничего о нем не слышал. Он был моряк и если уезжал, то надолго. А когда возвращался, то все время сидел дома.

Он закрыл за собой дверь, ни разу не взглянув на меня.

От перекрестка в мою сторону выехал здоровенный желтый грузовик, нагруженный камнями. Когда он проезжал мимо, я почувствовал, как дрожит под ногами земля. Из выхлопной трубы за кабиной валил густой дым.

Ингве однажды показал мне самую большую машину на свете. Это была фотография в книжке про проект «Аполлон», которую он принес из библиотеки. Там все было самое большое в мире. Машину специально сделали, чтобы перевезти ракету на место старта, всего за несколько километров. Но ехала эта громадина страшно медленно, ползла как улитка, сказал Ингве.

Но самым увлекательным был, конечно же, запуск. Эти фотографии я мог рассматривать без конца. Однажды я видел это и по телевизору. Казалось бы, ракета должна взлетать со стартового стола с бешеной скоростью, но на самом деле нет. Наоборот, на первых метрах она взлетала совсем медленно; огонь и дым стлались под ней, как подушка, и в первый миг даже казалось, что она на них дремлет, прежде чем медленно, сначала как бы пошатываясь, устремилась ввысь со страшным грохотом, который был слышен на несколько километров вокруг. А затем ее полет стал ускоряться все больше и больше, пока скорость не стала такой, как ты ее себе представлял, и она понеслась по небу как стрела или как молния.