Восточный проект - Фридрих Незнанский

— Ну вот, опять… Ну, Алексей Петрович, дорогой мой, что ж у вас за память-то? Губернатор говорит, прокурор официально показывает, генерал Горбенко подтверждает, а вы один ничего не помните? Сами-то где были? — засмеялся Турецкий. — Впрочем, молчу. Ответ может оказаться вполне интимного свойства. Сам грешен и потому не сужу себе подобных! А вот что меня все-таки интересует… Вы отказались поехать вместе с Прохоровым в его дом приемов, куда отправились все пятеро губернаторов. На банкете, продолжавшемся в аэропорту уже самостийно, тоже не остались, а фактически в одиночестве отправились в гостиницу. Где и ждали появления господина Митрофанова, так? Вы заранее условились с ним? Или ваша встреча произошла спонтанно?

— Я совершенно не понимаю смысла вашего вопроса. И пока вы мне не объясните своей позиции, отказываюсь отвечать вообще. Вы меня в чем-то подозреваете? Тогда в чем? В ваших вопросах мне слышится скрытый провокационный смысл.

Речь Смурова зазвучала жестко и даже зло.

— Вы так считаете? — удивился Турецкий. — Вот уж не подумал бы… Хотите добраться до смысла? Ну что ж, попробуем расставить все точки… Давайте вместе предположим такую ситуацию. Скажите, вам не показалось бы странным, что человек, от которого многое зависит и к которому устремлено внимание не одного десятка человек, неожиданно обрекает себя как бы на одиночество? Один едет в гостиницу, хотя вроде бы ничего не произошло. Никто ведь, кроме нескольких человек, не знает еще о том, что министр уже убит. И уже в гостинице до половины первого ночи ожидает того, кто принесет ему это известие. А утром как ни в чем не бывало открывает и проводит ответственное совещание, ни словом не обмолвясь о том, что знает. А после не возвращается к своим неотложным делам в Москве, а все еще продолжает «рулить» проводимым расследованием. Интересная ситуация, не правда ли? Ничего не напоминает?

— Ничего абсолютно. А если вы за этим иносказанием имеете в виду меня, я могу счесть себя просто оскорбленным вами без всяких к тому оснований. И сделать соответствующие выводы. И не личного, а общественного порядка. Вы забываете, кто я!

— Что вы, как можно забыть? Более того, я полностью с вами согласен. И на вашем месте поступил бы точно так же. Но сперва обязательно спросил бы, о ком шла речь? О вас или же о ком-то другом?

— А меня, знаете ли, это не интересует. Меня возмущает ваша, мало сказать, странная позиция. Говорите конкретно, в чем вы собираетесь меня обвинить? И если вам нечего сказать, я уйду, у меня много гораздо более важных дел, нежели выслушивать вашу демагогию. У вас имеются еще ко мне вопросы?

— Ни боже мой! Я спрашивал, вы подробно отвечали мне, и я вам признателен. Осталась малая формальность: вы должны прочитать записанное в протоколе, исправить то, что считаете неверным, и подписать. И больше ничего. Повестку я вам не посылал, значит, вы можете считать себя свободным. Прошу прочитать.

Турецкий протянул Смурову протокол, в котором были заполнены формальные графы, касавшиеся личности допрашиваемого, а также вопросы и кратко записанные ответы на них Смурова — о «капризах» покойного министра, о времени посадки самолета, а также о достижении консенсуса на совещании и позиции министерства в этой связи. То есть несколько абсолютно несущественных вопросов. И ни слова о Митрофанове, ни слова о самом Смурове и выдвинутых против него странных обвинениях.

Алексей Петрович, прочитав написанное, был озадачен.

— Что, и это все?

— А чего бы вы хотели? Наш начавшийся разговор вас не устроил, вы даже обидеться изволили, вот я и прекратил его.

— Так зачем же мне нужно было являться сюда? Все это вы с успехом могли спросить у меня еще вчера вечером, в ресторане. Что за формализм?!

— Ну что вы, Алексей Петрович! Я сделал для себя серьезные выводы.

— Какие же?

— Я познакомился с вами. Понял, о чем вы думаете. Что вам нравится, а что нет. Как у вас обстоят дела с памятью. Разве этого мало? Расписывайтесь и можете быть свободны. О необходимости нашей следующей беседы я вас непременно поставлю в известность заблаговременно.

— Чтобы крутить ту же шарманку? — уже с откровенной насмешкой спросил Смуров.

— Каждый понимает это по-своему. Всего хорошего. — Турецкий встал и проводил Алексея Петровича до двери, предупредительно открыв ее перед ним.

А когда Смуров ушел, удовлетворенно прихлопнул в ладоши и сказал сам себе с хитрой усмешкой:

— Теперь этот сукин сын не заснет. И Митрофанова изведет своими сомнениями. А сейчас нам нужен Славка!

4

Два Владимира разделили свои обязанности следующим образом: Яковлев отправлялся к супруге и, возможно, если удастся, еще и к бывшей жене Сальникова, а Поремский — в министерство. И оба берут за жабры всех, кто может сказать что-нибудь определенное о покойном.

Ангелина Иосифовна Вербицкая до встречи с Сальниковым работала в Минтяжэнергопроме старшим экономистом в отделе планирования энергоресурсов. Она имела степень кандидата экономических наук, слыла серьезным специалистом и при этом обладала незаурядными чисто женскими достоинствами.

Обо всем этом Володя узнал в отделе, где еще сравнительно недавно, чуть меньше года назад, работала Ангелина.

Прежде чем встретиться с ней, он хотел побольше узнать, что она за человек, и при разговоре с начальником управления кадров министерства, которого они посетили вместе с Поремским, не без удивления узнал о том, что Сальников со своей новой женой, молодой и красивой, познакомился чуть ли не случайно, встретившись в вестибюле здания. А затем эти «случайности» участились, и вскоре сотрудники стали шушукаться, что новый министр-то, оказывается, парень не промах! Ловко на симпатичную сотрудницу глаз положил! В общем, Володе было предложено встретиться и поговорить о ней с другими сотрудницами отдела — Ангелина была человеком общительным и о делах своего мужа могла рассказать немало полезного. Пожилой кадровик, прошедший серьезную чекистскую школу, конечно же понимал, зачем Генеральной прокуратуре и МВД нужны такие сведения. Раз спрашивают, значит, имеют на то определенные резоны. И лишние вопросы тут задавать нет необходимости.

Итак, Поремский пошел по заместителям и помощникам Сальникова, а Яковлев отправился в «женский» отдел планирования энергоресурсов.

Он ожидал, по правде говоря, услышать немало сплетен по поводу молодой супруги министра, но вынужден был признать, что оказался не прав. К Ангелине Иосифовне здесь относились по-доброму и очень переживали в связи с ее трагической утратой. Было даже высказано соображение о том, что Сальниковой, в девичестве — Вербицкой, видимо, придется теперь снова думать о работе, о хлебе насущном. И скорее всего, она попытается вернуться в «родной» отдел. Против такого варианта никто не возражал — Ангелина была грамотным и способным специалистом, а ушла из министерства по настоянию мужа и очень неохотно, о чем говорила подругам. Это Сальников настаивал, не желая, чтобы какие-то вопросы некие господа пытались решить с помощью его супруги. Ни для кого это не секрет, что современные бизнесмены не гнушаются использовать для достижения собственных целей любые способы — от подкупа до угроз, не говоря уже о всякого рода грязных сплетнях. То есть все сослуживцы Ангелины понимали, что в ее уходе была своя правда. Хотя никто и не имел бы ничего против того, чтобы она продолжала свою работу на ниве перспективного планирования.