Слабо не влюбиться? - Татьяна Юрьевна Никандрова

Опять забралась к Артёму на колени и закатывается визгливым хохотом. На них поглядишь — и можно подумать, что Соколов прямо-таки безостановочно шутит. А иначе почему она постоянно ржет? О чем таком смешном он ей рассказывает?

На секунду отвожу взор в сторону, а, вернувшись, непроизвольно морщусь. Теперь эти двое целуются. Как всегда, самозабвенно и не замечая никого вокруг. Уж лучше бы Диана и дальше смеялась, ей-богу. Смотреть на то, как она посасывает Тёмкины губы в сто раз больнее. Аж глаза себе выколоть охота.

Неожиданно веки друга приподнимаются, и его взгляд резвой стрелой устремляется ко мне. Момент для визуального контакта максимально странный: я стою в объятиях Лапина, а нижняя губа Соколова зажата между зубами увлеченной им Дианы.

В данную секунду мы оба принадлежим другим, но тем не менее с каким-то противоестественным болезненным вниманием продолжаем буравить друг друга взглядами. Это ненормально, неправильно и, если честно, отдает извращением.

Однако я никак не могу перестать смотреть на Артёма. Да и у него, кажется, тоже не хватает сил на то, чтобы закрыть глаза.

Если ты осмелишься признаться, что я тебе нужна, то станешь для меня первым и единственным. Ты будешь моим космосом, моей вселенной, и я растворюсь в тебе без остатка. Я променяю на тебя целый мир, потому что этот мир без тебя мне не нужен. Пожалуйста, Соколов, не отталкивай меня. Протяни мне руку, и я обещаю никогда ее не отпускать.

Я знаю, Тёма слышит меня. Читает по глазам.

На самом деле Демид не прав: Соколов вовсе не слепой. Он лишь умело изображает слепоту там, где не хочет обнажать истинные чувства.

Визуальный контакт обрывается так же неожиданно, как и случился. Тёма просто отворачивается и утыкается носом в Дианину шею. Словно прячется от меня. Словно сбегает.

Он зарывается в волосы своей девушки, а я вдруг отчетливо понимаю, что это конец.

Конец моих ванильных иллюзий.

Конец веры в идеального друга.

Конец надежд, которым никогда не суждено сбыться.

Соколов сделал выбор. И он не в мою пользу. Снова не в мою.

Сердце рвется на куски, а мечты, сгорая заживо, осыпаются пеплом. Мне больно, и хочется плакать, но я не подаю виду. Ведь я теперь уже не та сопливая девчонка из прошлого.

Держу голову высоко поднятой и расправляю слегка ссутуленные плечи. На губах играет непринужденная улыбка, а в голове пульсирует одна единственная мысль.

Какой же ты все-таки трус, Тёма!

Глава 37

— Мне нравится, как ты пахнешь, — Демид проводит тыльной стороной ладони по моему оголенному плечу. — Что это за аромат?

— Полевые цветы, кажется, — немного рассеянно отзываюсь я.

Соколов исчез из поля зрения вместе со своей Дианой. Полчаса назад, держась за руки, они вышли из зала, и с тех пор их не видно. Даже думать не хочу, чем они все это время занимаются.

— Да, — Лапин наклоняется к моей шее и делает глубокий медленный вдох. — Этот запах тебе очень подходит.

— Спасибо.

Закрываю глаза и старюсь сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Демид поглаживает меня по спине и плечам, изредка скользя пальцами по вороту платья. Он не делает ничего предосудительно, но я все равно чувствую его безмолвный натиск. И усиленно пытаюсь понять, нравится мне происходящее или все же нет.

С одной стороны, я не привыкла к кинестетике. До Лапина меня касался лишь Соколов, но это было давно, словно в другой жизни. По натуре я довольно стеснительна, потому мне нелегко расслабиться и отпустить вожжи внутреннего контроля.

Но с другой — есть что-то волнующее и интригующее в откровенных поглаживаниях Демида. Он явно знает, как и что нужно делать. Где замедлиться, где ускориться, а где и вовсе убрать руку, вынуждая трепетать и ждать продолжения.

Тогда, пару лет назад Лапин был со мной откровенно груб, но сейчас, судя по его неспешным движениям, решил сменить тактику. Возможно, понял, что в случае со мной сминающий напор не прокатит. А возможно, просто повзрослел и пересмотрел приоритеты.

— Пошли отсюда? — вдруг предлагает он.

— Куда? — теряюсь я.

— Не знаю. Просто хочу побыть с тобой наедине.

Передо мной опять встает дилемма: согласиться или остаться на месте. Если я пойду с Демидом, между нами может что-то произойти. Возможно, он даже попытаемся меня поцеловать. Я ведь не идиотка, понимаю, к чему все эти полупрозрачные намеки.

А если откажу, то так и буду сидеть с кислой миной, считая минуты до возвращения Соколова в зал. Забавно, но до меня только сейчас доходит, что моя личная жизнь, в сущности, крутится вокруг Артёма, который встречается с другой.

Я все время вздыхаю по нему, страдаю от его безразличия, но при этом не предпринимаю ни единой попытки изменить ситуацию. Не смотрю на других парней, не флиртую с ними. Я не делаю вообще ничего, чтобы выкинуть лучшего друга из головы.

— А пойдем, — не ожидая от себя подобной дерзости, я хватаю Демида за руку и тащу его на выход.

Ну а что? Не только же Соколову купаться в любви! Я вообще-то теперь взрослая девочка. И тоже кое-что могу.

Выходим в коридор, и Лапин посильнее стискивает мою ладонь. Мы движемся без особого направления. Просто идем туда, куда глаза глядят.

— А что у нас здесь? — парень притормаживает и толкает неприметную дверь справа.

Заходим внутрь, и нас тут же поглощает интимный полумрак.

— Это гардероб, — говорю негромко.

Окидываю взглядом небольшое помещение, по обеим сторонам которого расположены горизонтальные перекладины с висящими на них вешалками. Очевидно, зимой посетителям ресторана предлагают оставить здесь верхнюю одежду, чтобы не тащить ее с собой в зал. А летом эта комната просто не используется.

— Отлично, — глухо произносит Лапин, а через секунду слуха касается тихий хлопок закрывшейся двери. — Наконец-то мы одни.

Оглядываюсь и тут же ловлю на себе его взор. Внимательный и плотоядный. Но, как ни странно, мне ни капельки не страшно. Я ведь сама сюда пришла. Силой меня никто не тащил.

Делаю несколько шагов вперед и плавно опускаюсь на маленький кожаный диванчик, стоящий в углу. По венам течет не кровь, а какая-то дикая смесь из безумия, ревности, обиды и решимости. Впервые в жизни я готова выйти за рамки амплуа правильной девочки и совершить нечто по-настоящему дурное.

Возможно, где-то там, за стенкой, прямо в эту самую секунду Соколов, закрывая глаза от наслаждения, ласкает свою Диану. Водит руками по ее обнаженному телу, оставляет засосы на шее, признается в