Сотерия - Яна Бендер

уложил пациента на кушетку, сам сел на стуле рядом с ним.

– Я никуда не убегу, – заметил мой подопечный, обращаясь к моему коллеге.

– Я знаю, – ответил он.

– Ты можешь идти.

– Если твой лечащий врач скажет, уйду.

Герман с надеждой посмотрел на меня, но я была слишком занята, чтобы разрешить их спор.

Настройка аппарата заняла три минуты. Я снова нанесла гель на тело пациента и приступила к диагностике.

7.52.

Всё было закончено. Ваня помог ему избавиться от остатков бесцветного желе на коже. Мы отправились в палату, потом медсестра принесла мне всё необходимое для забора крови из вены.

– Покачай кулачком, – попросила я Германа после того, как наложила жгут.

– Я смотрю, что ты на все руки от скуки… – заметил он, выполняя мою просьбу.

– Я не доверю твои вены медсестрам.

Я внимательно осмотрела его руку, на которой проступила сеть синих сосудов. Это поистине было великолепно.

– Нравится? – спросил он, изучая меня взглядом, словно желая почитать каждую мою эмоцию.

– Конечно. Не надо вену искать. Ты – просто мечта любого медика.

– И твоя? – не унимался он.

Я протёрла спиртом место пункции и ввела иглу. В пробке показалась кровь: темная, вишнёвая, горячая…

Du blütest nicht genug für mich

Küss mich noch ein letztes Mal…10

За первой пробиркой последовала вторая, после – третья.

Он молчал и внимательно смотрел на меня. Нет, не за моими действиями, ему не было до них никакого дела, а прямо в глаза, следил за каждым оттенком чувств.

Я расстегнула жгут, приложила ватку и извлекла иглу.

– Не больно? – поинтересовалась я.

Он отрицательно покачал головой и закрыл глаза.

Я отнесла пробирки в лабораторию, написала направления. В углу бланка подчеркнула красной ручкой «Cito!11». Девушка – лаборант приняла у меня всё это и внимательно прочитала список гормонов, которые меня интересовали.

– Зачем столько? – удивилась она.

– Меня интересует его полная диагностика.

Она улыбнулась, и я ушла.

8.15.

Герман и Ваня уже были в столовой.

– Всё в порядке? – поинтересовался у меня мой подопечный.

– Да, – ответила я и села за стол.

Санитар оставил нас вдвоем.

– Мне надо будет отъехать ненадолго, – признался я.

– Куда? – забеспокоился он.

– Домой. Приму душ, захвачу пару свежих футболок…

– Яна… – услышала я напряжённый голос Вани.

– Что?

– Можно тебя на минутку?

Мы вышли из столовой и остановились в холле.

– Что случилось? – беспокоилась я.

– Только что Филин сказал… Еремеев покончил с собой в ночь с воскресенья на понедельник.

– Как?! – в ужасе воскликнула я.

– Его сожительница сообщила, что он, не просыпаясь ночью, вышел из спальни, разговаривая с кем-то во сне, а потом она услышала крик и грохот. Когда она забежала в ванную, он сидел по пояс в воде, а в его руках был фен, включенный в розетку.

– Самоубийство? – решила я.

– Не думаю, – ответил он и посмотрел в сторону столовой.

– Думаешь это был Герман? – догадалась я.

– Да уж, без него не обошлось. Только, чем ему насолил Еремеев?

– Я это выясню, – твердо произнесла я и направилась к своему подопечному.

– Погуляем после завтрака? – как ни в чем не бывало, предложила я ему.

– Конечно, – согласился он.

8.54.

Я вывезла его в сад. Мы свернули на тропинку и ушли за клинику, где стояла одинокая скамья. Я села на неё.

– Знаешь новость? – начала я.

– Какую?

– Про Еремеева.

– Нет, а что с ним?

– Умер.

Он злорадно усмехнулся.

– Ты ему приснился и заставил его сделать это?

– Не вынуждай меня говорить тебе правду… – тяжело вздохнул мой собеседник.

– Ты не впустил меня в свой мир в ту ночь, потому что был занят им? Так?

– Так.

– За что ты его… убил?

– За что? А разве мало за что? Опущу тот факт, что он вечно чинил нам с тобой препятствия. Я разговаривал с ним! Он хотел тебя… обесчестить. Ему было плевать на всё. Он привык добиваться того, что он хочет. Он мог бы проснуться в понедельник, если бы откровенно не признался мне в своих планах!

– Господи, зачем?!

– Пойми, другого выхода не было.

– Был! – заплакала я.

– Какой?! Ждать реализации его грязных планов, а потом писать на него заявление в милицию? Нет уж!

Я легла на скамье и сжалась в комочек. Слезы сами текли из глаз. Самое страшное было в том, что Герман был прав, и другого выхода нет, даже быть не могло. Я была с ним согласна. Я была ему благодарна, но совесть теперь сжигала меня изнутри, ведь я приручила зверя, который способен на всё.

Он подъехал ближе ко мне и начал гладить мои волосы. Мне было всё равно. Я вдруг подумала, что после моего появления здесь изменилось и даже сломалось слишком много судеб. И всё это только ради одной – Германа.

Я повернулась на спину и вгляделась в голубое свежее небо.

– Что ты чувствуешь, когда убиваешь? – спросила я у него.

– Ничего. Я не убиваю, а настоятельно рекомендую им сделать это самим.

– Доведение до самоубийства…

– Этого никто не докажет. Даже самый лучший прокурор.

– Ты считаешь, что поступаешь благородно?

– Если ты ищешь ответ на все, что тебя мучает, то знай, люди рождены, чтобы умереть. И никак иначе.

– Смерть – итог всему, но…

– Ты сможешь меня простить?

– Мне не за что тебя прощать. Ты сделал так, как посчитал нужным.

– Единственное, в чем могу тебе поклясться, это в том, что тебя я никогда не смогу убить или же причинить боль…

9.48.

Мы вернулись в палату. Я дала указание Ване отвезти Германа около одиннадцати в тренажерную комнату и предупредила, что может заехать Ольга Павловна. Попрощавшись со своим пациентом, я собралась уходить.

– Останься, – попросил он.

– Мне надо побыть одной.

– У меня плохое предчувствие. Не уезжай.

– Да, что со мной случится? – махнула я рукой и, схватив свои вещи, выбежала из клиники.

10.37.

Я приехала домой, бросила в стирку грязную одежду, собрала новый рюкзак. После того, как приняла душ, высушила волосы, оделась и спустилась к машине.

Город мелькал за окнами. Светофор радостного горел зелёным огоньком. Я ехала прямо, не ожидая трагедии. На красный свет в правый бок моей машины влетел внедорожник.

Последнее, что я помню, прежде чем потеряла сознание – перевернутый вверх ногами мир, лицо какого-то мужчины и его голос, вызывавший скорую.

12.20.

– Наконец-то очнулась, – произнес кто-то мягко и заботливо.

Я открыла глаза и обнаружила, что нахожусь в реанимации. Белые стены, пикающий аппарат в унисон с моим