Твой пылкий поцелуй - Мэри Блейни

Остаток ужина прошел в обсуждении маленьких семейных событий и новостей о друзьях. Но когда Джесс принялся рассказывать о последнем матче боксеров, на котором он присутствовал, Ровена прервала его на полуслове.

– Давайте перейдем в гостиную, – предложила она.

– Пожалуй, ты права. – Прежде чем встать, Оливия оглянулась на Гейбриела: – Не заставляй нас ждать слишком долго: мне хочется услышать о твоих похождениях и о том, что случилось до того, как ты встретился с миссис Парнелл.

Гейбриел пожал плечами:

– Вряд ли вы услышите что-то, кроме историй о ночах, проведенных в созерцании звезд, о долгих вечерах в прокуренных тавернах, где продается информация, иногда правдивая, иногда лживая. Больше мне нечего рассказывать.

Оливия поднялась и обошла стол, чтобы поцеловать его.

– Если тебе так хочется, братик, я больше ни о чем не буду расспрашивать. Главное, ты снова с нами.

Ровена тоже встала, и тут Гейбриел впервые заметил, что ее живот заметно округлился. Неужели она снова в положении? Два предыдущих выкидыша, о которых ему рассказала Оливия, вполне могли быть причиной, почему Ровена и Линфорд пока не объявили об этом.

Он еще больше уверился в этом, когда Линфорд поднялся, чтобы проводить жену к дверям.

– Мы скоро вернемся, – пообещал он.

Ровена чмокнула Гейбриела в щеку и вместе с Оливией вышла из комнаты.

– Итак, Гейбриел, ты, похоже, влюбился? – Джесс замер в ожидании ответа.

– Джесс, – заметил герцог, возвращаясь на свое место, – почему бы тебе не присоединиться к дамам? – Джесс энергично замотал головой:

– Спасибо, ваша светлость, но мне интересно, что еще нам расскажет Гейбриел о том, как он провел время с таинственной Шарлоттой Парнелл.

– О любви здесь нет и речи, – твердо заявил Гейбриел. – Любопытство – вот мое излюбленное прегрешение. Мне хочется раскрыть бесчисленные тайны, окружающие миссис Парнелл, и я непременно сделаю это.

– Что ж, в этом есть определенный смысл. – Герцог произнес это подчеркнуто равнодушно. – Ты можешь отправиться к ней хоть сейчас. Ночь обещает быть безлунной, так что вы получите огромное удовольствие.

– Я поеду тогда, когда мне вздумается. – Гейбриел почувствовал, как в его душе закипает ярость.

– Разумеется, ты уедешь тогда, когда захочешь, брат, – поддержал его Дэвид, и Гейбриел, нервно кивнув, погрузился в молчание.

– Мне придется сначала поговорить с майором Шелби, – произнес он наконец.

– И что ты рассчитываешь узнать, кроме того, что она сейчас в безопасности? – поинтересовался Дэвид. Гейбриел резко выпрямился.

– Первым делом я хочу получить ответы на массу вопросов, начиная с того, каково ее настоящее имя.

* * *

– Линетт Гилрей, пожалуйста, скажи мне правду: ты, случаем, не беременна?

Линетт улыбнулась:

– Нет, мамочка, я не беременна, просто очень устала от поездок.

Поначалу она сама задавалась этим вопросом и ощутила огромное облегчение, поняв, что, по крайней мере, этой напасти ей удалось избежать. Она наделала достаточно глупостей с Габриелем Пеннистаном, и ей не требовалось постоянно напоминать об этом.

Эстер Гилрей ничего не сказала и продолжала тщательно мыть волосы дочери.

– Думаю, нужный эффект достигнут, – наконец произнесла она. – Каштановый цвет исчез окончательно.

– Это просто восхитительно. Спасибо тебе, мамуля. – Линетт закрыла глаза, надеясь, что ее слезы смешаются с водой, ручейками стекавшей по ее щекам. – Так приятно смыть последние следы Шарлотты Парнелл.

– Не сомневаюсь.

– Это не было опасно, но слишком волнительно и захватывающе. Сиротские приюты ничуть не возражали, когда у них забирали детей, но для меня самой большой проблемой было вовремя вспомнить, чью роль я играю в этот раз.

– Вот как? Что ж, я счастлива, что это была твоя последняя поездка, но… Ты тоже должна бы радоваться этому, однако почему-то все время проводишь в студии и плохо ешь. Что такого случилось в Лондоне, чего я не знаю?

Линетт пожала плечами:

– Это был трудный год. Работа, которую я выполняла, прошла не слишком гладко, и к тому же мне пришлось срочно возвращаться за последним ребенком.

– Мне этого все равно не понять. Как только Наполеон признает свое поражение, разве всем не станет легче?

– Нет, мама, потому что Франция изменится. Мы с Жоржем думали, что все получится легче, если действовать быстро, но дело обернулось не так, как мы надеялись.

– И тогда ты помчалась в Лондон.

– Это была последняя роль, но какая! Тебя такое приключение очень впечатлило бы, мамочка. Помнишь, ты играла сорванца в одной пьесе, когда встретила папу?

– Еще бы! – Мать поцеловала Линетт в мокрую макушку. – Что ж, иди, но знай: теперь дети вряд ли узнают тебя, как, впрочем, и я.

Облачившись в ночную рубашку и халат, Линетт села спиной к камину и стала поглаживать кошку, устроившуюся у нее на коленях, пока мать расчесывала ей волосы.

Мурлыкающая кошка и мягкое движение гребня в ее волосах действовали так же умиротворяюще, как и тепло камина. Мать права, подумала Линетт, ее дочь действительно изменилась.

– Ну как мне тебе объяснить, – она вздохнула, – когда я сама себе не могу объяснить?

– Скажи по крайней мере – это мужчина?

– Да.

– Тот самый, за спасение которого тебе так хорошо заплатили?

– Именно. Он оказался совсем не таким, как я ожидала. – Линетт повернулась лицом к матери. – Я ненавижу его, если тебя это интересует.

– Да, дорогая, понимаю. Я тоже ненавижу его и хочу, чтобы завтра вы с девочками пошли кормить уток. Проводить время с детьми – самое лучшее лекарство для страждущего сердца, как мне известно.

Линетт послушно кивнула.

– А теперь отправляйся спать, дочка.

Оказавшись в постели, Линетт закрыла глаза и попыталась представить себя ребенком. Ей десять лет, и она проснулась от ночного кошмара. Матушка осталась с ней и не собиралась уходить. Сейчас ей ближе к тридцати, и она пережила кошмар, но, слава Богу, снова была дома, с семьей и в безопасности.

Усадьба Роберта Уилтона оставляла очень приятное впечатление; деревья, выстроившиеся вдоль аллеи, выглядели ухоженными и были покрыты густой листвой. Пришпорив коня, Гейбриел поскакал вверх по дорожке, наслаждаясь легким ветерком, светом и тенью солнечного дня. Увидев оленя, он подумал, не слишком ли рано пробудилась фауна в этом более теплом климате. В Дербишире пришлось бы ждать еще несколько недель, но здесь, в Суссексе, климат был гораздо умереннее, чем дома.