Т-34. Крепость на колесах - Михаил Михеев

«Ганомаг», тяжело взрыкивая мотором, прошел мимо, окатив фрицев пылью из-под гусениц и могучей струей жирного сизого дыма из выхлопной трубы. Само собой, это вызвало кучу проклятий в адрес шоферюги, который так по-идиотски развлекается. Наверняка ведь, гад, все видел. Сидит, небось, в своей кабине, как король, и плюет на простых солдат с высокого обрыва. Ничего, отрыгнется, придет и их черед позлорадствовать. К примеру, когда в бронетранспортере что-нибудь отвалится, и этот скот будет заниматься ремонтом, лежа в грязи под брюхом своего бронеуродца.

Так они думали, или мысли солдат имели еще какие-то нюансы, сказать трудно. Сами же горе-вояки мемуаров оставить не успели. Просто потому, что идущий вторым танк чуть довернул и легко снес дощатую будку, окрашенную в белые и красные диагональные полосы. Вообще-то, ничего удивительного — эрзац-строение предназначалось для защиты от дождя или снега, но против напора стального тарана устоять не смогло. Ошалелыми тараканами бросились прочь солдаты — и попали под огонь пулемета замыкающего колонну танка. На этом их карьеры, да и жизни, оборвались. А вот у Хромова со товарищи все еще только начиналось.

Пленных разместили примерно в километре от города, загнав их в очень удобный котлован, в котором ранее добывали глину для небольшого кирпичного заводика. Здоровенная воронка с небольшим озерцом в центре смотрелась эффектно — вода, окрашенная в бирюзовый цвет, выглядела, словно рассматривающий небеса гигантский глаз. Люди выглядели здесь чужеродными песчинками в зенице великана. Однако же, с точки зрения немцев, место было идеальным — нет проблем с водой, и хрен сбежишь. Несколько солдат и пара пулеметов на краю обрыва позволяли держать заложников под прицелом и, случись нужда, уничтожить в любой момент. Единственная дорога, которая вела в карьер, охранялась. Словом, неприятные расклады, но выбирать не приходилось.

Мерзко скрипнув тормозами, «Ганомаг» остановился. Поморщившись — тормоза были настроены куда хуже, чем на машине, брошенной недавно на дороге, — Сергей решительно отстегнул маузер. Сейчас этот гроб будет только мешать, слишком большой и тяжелый, а значит, медленный. Кто-то может не согласиться, но Сергей не считал себя крутым пистолетчиком — так, натаскал его Громов кое в чем, не более. А потому маузер — в сторону. Проверил вальтер в кобуре, чуть подумал, вытащил из кармана второй и сунул его за пояс сзади. В этом времени, в этих местах так носить оружие вроде бы не было принято. Глядишь, пригодится. Еще раз подумал — и выбрался из бронетранспортера. Жестом остановил сунувшихся ему вслед товарищей, шагнул вперед. А навстречу ему двинулись немцы.

Их было четверо. Двое, правда, держались чуть позади и, судя по их «лысым» погонам, веса в предстоящем разговоре не имели. А вот остальные…

Оба фельдфебели. Какие уж там дополнительные приставки, пес знает, Сергей ими не интересовался. Оба среднего роста, крепенькие такие мужички. У обоих автоматы. Разница лишь в том, что одному заметно за сорок. Может статься, еще прошлую войну застал, в окопах отметился. Второй же — молодой, вряд ли старше Хромова. И, похоже, говорить будет он, потому как идет впереди и морду имеет понаглее. Это Сергею не нравилось совершенно. Все его знания и опыт, за последнее время порядком обогатившиеся, буквально вопили: сопляк с промытыми мозгами и не сформировавшимся толком инстинктом самосохранения к разговорам не приспособлен. С пожилым договориться реально, с этим — вряд ли. Но попытаться все равно стоило, потому как если солдаты откроют стрельбу по толпе… В общем, об этом даже думать не хотелось.

С минуту они стояли в трех шагах друг от друга, внимательно разглядывая оппонентов. Что немцы подумали о нем, Хромову было, откровенно говоря, наплевать. А вот он сам видел перед собой обычного, ничем не выдающегося человека. И уж конечно не «истинного арийца». Рост не запредельный, фигура не худощавая, волосы… Судя по выбившейся из-под каски пряди, не блондин. В качестве образчика породы никуда не годится, в общем. Да и старший примерно такой же, отличается лишь возрастом да усиками «под Гитлера». Короче говоря, ничего выдающегося, и то, что они собираются вот прямо сейчас умереть за своего фюрера, в голове Сергея не укладывалось совершенно.

Хотя нет, старший не хочет. Не дурак, понимает, что три единицы пусть вшивенькой, но бронетехники для их жалкого воинства многовато. Пять защищенных броней пулеметов или два, толком даже не замаскированных — на кого правильнее делать ставки? В общем, вопрос только в молодом, удастся ли его уговорить. Эх, не вовремя Плахов под гранату подставился…

Фраза, которую Сергей долго обдумывал и выдал в меру своего знания языка, скромного и утилитарного, получилась вполне ничего. На его собственный взгляд, разумеется. В меру длинная, конкретно лающая и достаточно точная, не допускающая двойного толкования. Наверняка выданная с ошибками вроде «моя твоя говорить», но это уже непринципиально — главное, суть понятна, по роже старшего из капралов видно, что он понял и согласен с ней. Вот только, увы, на второго она впечатления не произвела.

Из его ответа половину Сергей не понял — все же уровень его знания немецкого оставлял желать лучшего. Тем не менее смысл был ясен — фриц не только отказывался сдаться, но и требовал, чтобы сдались уже они, русские. А иначе заложников прямо здесь и положат. К слову, с местными это и впрямь могло сработать. С местными — но не с циничным выходцем из будущего, для которого потери среди аборигенов не более чем статистика. Одно дело те, кто пришел с ним, и совсем другое — незнакомые люди, оказавшиеся не в то время и не в том месте. Ничего личного, просто своя шкура дороже.

Два неспешных шага вперед. Немец еще не успевает ничего понять, а пистолет, который за поясом, уже в руке. Очень удобно. Раньше Сергей просто ударил бы противника, но последние месяцы изрядно перекроили его рефлексы. Третий шаг, пистолет упирается в живот выпучившего от неожиданности глаза фельдфебеля. Хлопок — выстрел звучит совсем негромко, тело работает словно глушитель. Фриц сгибается пополам, и Хромов, прикрываясь им, как щитом, тут же стреляет еще дважды — в не ожидавших такой наглости солдат. У одного вдребезги, как арбуз, разлетается голова, второй просто оседает, и куда ему прилетело, не видно. А вот второй фельдфебель тут же реагирует, причем адекватно — задирает руки вверх и орет: «Нихт шиссен!» Как, в принципе, Сергей и рассчитывал. Потом разворачивается и кричит что-то оставшимся на обрыве солдатам. И те встают, бросают оружие, срывают каски и тоже старательно тянут руки вверх. Непонятно только, подчиняясь приказам командира или оценив мягкое жужжание разворачивающихся в их сторону танковых башен. Сергей рявкает своим «Не стрелять!», и на этом все заканчивается. Победа чистая и почти бескровная, трупы врагов не в счет.

— Ну, старшой, ты даешь! — восхищенно прокомментировал Ильвес. — Я такое разве что в кино видел.

— В каком?

— В американских, про ковбоев.

Сергей удивленно поднял брови, но вспомнил, что курсант родом из Прибалтики, а там до недавнего времени гнилое влияние Запада, в том числе и такие буржуазные излишества, как кино, не просто на тему героических строителей коммунизма, а и вообще на любой вкус, было нормой. Усмехнулся: