Погром среди ясного неба - Наталья Николаевна Александрова

Паук достал из этой коробки большой рулон полиэтиленовой пленки вроде той, какой дачники обтягивают парники, и вдвоем с Цыпой они расстелили пленку на полу.

Закончив расстилать пленку, Паук поставил на нее простой деревянный табурет, усадил на него старуху и привязал ее ноги к ножкам табурета. Руки он связал у нее за спиной.

– Ну, что ж… – Мясник достал из кармана точильный брусок и принялся точить на нем нож. При этом раздавался леденящий душу звук – вжик-вжик-вжик…

Я с ужасом смотрела на происходящее и собиралась уже вмешаться, но Паук выразительно взглянул на меня, и слова застыли в моей гортани. Я отступила к стене и закусила губу.

– Так, начинаем… – Мясник попробовал нож на большом пальце и шагнул к старухе: – С чего начать?

– Прекратите! – взвизгнула бабка и попыталась вместе с табуреткой отъехать назад. – Прекратите! Вы что, дикари? Людоеды? Мы ведь живем в цивилизованной стране!

– Мы не дикари, – проговорил Паук. – Мы в отличие от некоторых девушками не торгуем. Мы люди и впрямь цивилизованные, зря кровь не проливаем. Если расскажешь все, что мы хотим узнать, – Мясник тебя и пальцем не тронет, отпустим и до дома довезем… ну а не расскажешь – пеняй на себя!

– Я не могу! – всхлипнула старуха. – Вы не представляете, с какими людьми я работаю… мне после этого не жить…

– Ну, как хотите… Мясник, начинай!

Мясник еще раз попробовал нож на пальце, подошел к старухе и оглядел ее, примериваясь.

– Не надо! – взвизгнула та. – Я скажу! Я все скажу! Что вас конкретно интересует?

– Все! Начни с начала!

– Я бедная одинокая пенсионерка… – начала бабка.

– Ближе к делу! – прервал ее Паук. – Ты уже поняла, что нас не разжалобишь!

– Я и не пытаюсь вас разжалобить, – проговорила старуха довольно твердым голосом. – Я вам просто объясняю, как получилось, что я занялась этим бизнесом. Я – одинокая пенсионерка, и пенсия у меня очень маленькая. А организм у меня ослабленный, так что мне требуется полноценное питание, свежие фрукты и овощи, а они очень дороги… я уж не говорю о молочных продуктах…

– Короче! – Паук выразительно покосился на Мясника.

– Я уже подхожу к делу… живу я в двухкомнатной квартире, ну и решила сдать одну комнату одинокой аккуратной девушке. Встретила приезжую девушку здесь, на вокзале, поселила к себе в квартиру. Но девушка оказалась та еще – приводила к себе мужчин, шумела, пила, не платила вовремя за квартиру, а когда я попыталась ее выгнать – пригрозила мне побоями. Я уже просто не знала, что делать. В собственной квартире не хозяйка! Один раз ехала на такси, таксист попался разговорчивый, и я пожаловалась ему на свою жиличку. Он мне и говорит: «Бабушка, не переживайте, у меня есть друзья, которые помогут вам от нее избавиться». Я сначала испугалась – не хотела брать грех на душу! Все-таки хоть и скверная девчонка, а все же живой человек. В каком, говорю, смысле избавиться? Но этот таксист меня успокоил – ничего, говорит, ей не будет, отвезут за границу, найдут ей там работу. Ей, говорит, по ее характеру еще и лучше будет. Я тогда спрашиваю, сколько мне это будет стоить. А он говорит: «Ничего, наоборот, еще вам кое-что заплатят за молчание». Ну, я подумала и согласилась… В общем, в тот же день приехал ко мне тот таксист со своим товарищем, сели на кухне, дожидаются Карину – это жиличку мою так звали. Та, как всегда, пришла поздно и навеселе, но, к счастью, одна. Увидела этих двоих, даже обрадовалась. О, говорит, у нас гости! А они ей налили вина, в которое что-то подмешали. Она выпила и стала как кукла – молчит, ничего не соображает, делает, что ей говорят. Тогда эти двое ее вывели из квартиры и посадили в свою машину. Мне перед этим дали денег и сказали, чтобы помалкивала, если хочу жить. Ну, это уж я и сама поняла. И еще тот таксист дал мне телефонный номер – если, говорит, снова будут проблемы с жиличками, обращайтесь, мы поможем. И нам, говорит, хорошо, и вам прибавка к пенсии… А я подумала-подумала да и решила: зачем девушек домой приводить? От них только лишний беспорядок, да и опасно – вдруг кто из соседей заметит, заинтересуется? Вот и стала их прямо на вокзале встречать и тем людям передавать.

– И сколько же девушек вы таким образом… трудоустроили? – поинтересовался Паук.

– Ну… я не знаю… – засмущалась старуха, – двадцать или двадцать пять… во всяком случае, не больше тридцати!

– Так много?! – ужаснулся Паук.

– Разве это много по сравнению с населением города? И потом, вы подумайте, что их здесь ждало? В лучшем случае – работа за гроши в каком-нибудь магазинчике, а в худшем…

– Да, а вы перед ними открывали большое светлое будущее! – проговорил Паук с неприязнью.

Старуха, похоже, не заметила в его словах сарказма.

– Ну ты и сволочь! – не выдержал Цыпа, который до того молча слушал исповедь старухи.

– А вы тут прямо ангелы! – процедила бабка, покосившись на Мясника в окровавленном фартуке.

– Мы, может быть, не ангелы, но живыми людьми не торгуем!

– Я женщина пожилая, одинокая, обо мне некому позаботиться, приходится самой зарабатывать… мы живем в такое время, когда каждый за себя…

– И сколько же вам платили за каждую девушку?

Старуха посмотрела на Паука неодобрительно:

– Вам не говорили, молодой человек, что неприлично считать деньги в чужом кармане? – Однако тут же перехватила взгляд Мясника и нехотя добавила: – Ну, не так уж много… обычная такса – десять тысяч за штуку… то есть, я хотела сказать, за девушку…

– Я понял, что вы хотели сказать! Десять тысяч за живого человека!

– А мне жить надо? На одну пенсию не проживешь…

– Ну да, если каждый день по десять тысяч – выходит очень неплохая прибавка к пенсии…

– Каждый день?! – возмущенно перебила его старуха. – Какое там! Во-первых, у меня не все дни свободны. По понедельникам я посещаю массажиста, у меня проблемы с позвоночником… по средам хожу в баню, по пятницам – в церковь…

– Да, вам есть что замаливать… – пробормотал Паук.

Старуха не расслышала его слова или сделала вид, что не расслышала.

– Так что остаются только вторники и четверги. И то далеко не каждый раз выходило. Хорошо, если удавалось уговорить двух-трех девушек в месяц! Вы думаете, это так просто? Сейчас молодежь такая черствая, такая бессердечная… – Бабка тяжело вздохнула. – Никакого сострадания к пожилому человеку! Большинство девушек со мной и разговаривать не хотели,