Одна невеста на двоих - Ирина Горячева

— Просто заткнись и набирай Леа! — рычу я на него, стискивая зубы. — Без тебя тошно!

Понимаю и признаю: да, я виновен! Мысленно проклинаю то мгновение, когда поддавшись на уговоры, позволил Леаре остаться дома. Одной. И если с ней что-то случится, я не прощу себе…

Леара

— Иди к нам, малышка Леа, — слышу, как зовёт меня Люциан.

— Девочка моя, поспеши, — вторит брату Элиас.

Иду по длинному коридору. Кручу по сторонам головой, но никак не могу понять, откуда доносятся голоса.

— Мальчики, ну, где же вы? — шепчу беззвучно одними губами.

Как безмолвный ответ на вопрос вижу впереди дверь. Срываюсь и бегу.

Кто-то невидимый распахивает передо мной дверь, и я оказываюсь в незнакомой комнате рядом с братьями Григгс.

Мои женихи выглядят необычайно красивыми и счастливыми. Даже бука Люциан. И, похоже, из нашей троицы одна только я не понимаю причин такого настроения.

— Я же говорил тебе, что она согласится и придёт. — По губам Элиаса скользит улыбка, предназначенная мне. И лишь когда он поворачивается к брату, в голосе звучит лёгкий упрёк.

Что задумали эти невозможные мужчины?

— Ну, и что у нас опять случилось? — упираю руки в бока и подозрительно кошусь по очереди то на одного жениха, то на другого.

— Всё будет хорошо, малышка Леа. Ничего не бойся. Просто пришло время.

Я совершенно ничего не понимаю из болтовни Люциана. Кроме того, что точно что-то происходит. И это что-то скорее всего мне не понравится.

Понятия не имею, почему напрашиваются именно такие выводы после сказанных женихом слов. Но они меня чертовски напрягают и заставляют нервно покусывать губы.

— Элиас, ну, ты чего там забылся? Отдай уже тапию нашей невесте, пока она не передумала, — торопит брата Люциан.

— Нет, Люци, ты был первым, — возражает ему Элиас. — Значит, преподносить тапию следует тебе.

Я вообще уже ничего не понимаю. И пока мои мальчики выясняют отношения, просто стою и в недоумении наблюдаю за происходящим.

Что ещё за тапия? И что я должна передумать? И, собственно, где мы сейчас?

Тем временем братья Григгс, кажется, определяются с очерёдностью.

Как по волшебству у Люциана в руках появляется какая-то шкатулка, которую он протягивает мне со словами:

— Если ты согласна, открой её и сделай то, что должна.

— Согласна с чем? — поднимаю глаза на жениха и уже даже не пытаюсь сопротивляться, когда начинаю привычно тонуть в тёмном взгляде.

— Ты и сама знаешь, — многозначительно произносит Люциан.

А я знаю наверняка только одну-единственную вещь. Меня сейчас попросту разрывает от любопытства.

Тянусь к шкатулке, замираю на одно мгновение, теряясь в сомнениях. И всё-таки решаюсь. Осторожно отодвигаю металлический замочек и открываю крышку шкатулки.

Внутри лежит довольно странный, на мой взгляд, набор. Две свёрнутые ленты, белая и красная, и длинная золотистая игла.

— Мальчики, что это? — окидываю взглядом довольно улыбающихся братцев Григгс. — Орудия для пыток или игрушки для удовольствия?

— Это тапия, Леа, — как нечто само собой разумеющееся отвечает Элиас.

— М-м… — мычу я многозначительно и чувствую, что начинаю злиться на женихов за то, что вечно до последнего держат меня в неведении. — А напомните мне кто-нибудь, что такое тапия.

Братья переглядываются так, словно мысленно общаются о чём-то, понятном им одним. А затем Люциан передаёт раскрытую шкатулку Элиасу и вынимает из неё белую ленту.

Встряхнув, раскатывает её и делает шаг ко мне. Обхватывает за талию, притягивает ближе, глядя прямо в глаза, и повязывает ленту поверх моего платья. Как пояс.

Люциан склоняется над моим ухом и, касаясь его губами, шепчет:

— Тапия, малышка, это обряд преподношения свадебных лент. — Его пальцы плавно спускаются по моей спине, вызывая неожиданно приятную дрожь. — Разрешив повязать белую ленту на твою талию, ты согласилась родить мне сына.

Округляю глаза и скольжу взглядом по телу Люциана.

— Да вы оба окончательно спятили! — кричу в лицо жениху, тщетно стараясь вывернуться из его объятий. — Я сама решу, когда и кому рожу сына! И не факт, что это будет кто-то из вас!

— Прости, девочка моя, — вклинивается в мою гневную тираду Элиас. — Боюсь, на этот раз у нас троих нет иного выхода. Возьми вторую ленту и сделай то, что должна.

— С радостью, если речь о том, чтобы задушить ею вас. — Рывком подаюсь в сторону Элиаса и выхватываю из шкатулки красную ленту.

Сама не понимаю, зачем. Что бы я там не обещала, а душить женихов в мои планы пока не входит. Но стоит мне взять ленту в руки, всё вокруг меняется.

Помещение медленно уменьшается в размерах. А Люциан с Элиасом будто начинают растворяться в воздухе. И спустя несколько мгновений на их месте появляются две чёрные тени, сливающиеся в одну.

Эта тень нависает надо мной, покачиваясь из стороны в сторону. И в следующий миг в нос мне ударяет резкий запах нашатыря.

— О боги! — От горько-солёного комка, подкатившего к горлу, зажимаю рот ладонями и вскакиваю.

Кривлюсь от неприятных ощущений и, постепенно приходя в себя, осознаю, что сижу в кровати в маленькой комнатке.

— Наконец-то, очухалась! Мы уже думали, ты померла, сестрёнка!

Тень отступает на пару шагов и приобретает чёткие очертания женской фигуры. Очень знакомой фигуры…

Убираю руки ото рта и в шоке разглядываю женщину, гадая, почему она тоже здесь. И где именно «здесь»? Где я сейчас нахожусь? Узнать бы. Только кто же мне скажет?

Последнее что помню — себя в доме женихов. Таинственного курьера, принёсшего бандероль с серьгой и записью. А после только темнота.

Впрочем, нет. Ещё я помню странный сон, о котором вообще стараюсь пока не думать.

Отмахиваюсь от этой мысли в надежде, что все ответы всплывут сами собой из разговора. Который, кстати, тоже нужно с чего-то начать.

— А я тебя знаю! — Восклицаю так радостно, будто встретила давнюю подругу, а не ту крашеную сучку, что не пускала меня к женихам. И, похоже, до сих пор имеет на кого-то из них определённые планы. Тычу в неё пальцем. — Ты секретарь в офисе Григгсов!

— Да уж, теперь я тебя тоже знаю, — зло шипя на меня, щурит глаза женщина. — Ты та драная овца, которая поломала своим появлением все мои планы.