Соловей - Кристин Ханна

Изабель изучала себя в зеркале, стараясь быть объективной, и видела лишь обычную девушку в невзрачном платье с черной сумочкой в руках.

Открыла сумочку, в который уже раз внимательно рассмотрела шелковую подкладку. Накануне она чуть надрезала шелк и просунула толстый конверт в образовавшуюся полость. Открываешь сумочку – а в ней ничего особенного. Даже если ее остановят (но ее же не остановят – с чего бы? – девятнадцатилетняя девушка, простенько одетая), в ее сумочке не найдут ничего, кроме ее документов, продуктовых карточек, carte d’identite, справки о месте жительства и Ausweis. Что и положено носить с собой.

Ровно в десять она вышла из дома. Села на велосипед и под ярким солнцем поехала в сторону набережной.

По рю де Риволи тянулись черные легковушки, зеленые грузовики с закрепленными вдоль бортов баками с горючим. Парижане жались к зданиям, пробирались узкими боковыми проулками, где еще позволено было ездить на велосипедах, но в основном стояли в длинных, растянувшихся на целые кварталы, очередях. У всех растерянный взгляд и выражение безысходности на лице. И все двигаются, стараясь не привлекать внимания, тенями скользят мимо немцев. У ресторана «Максим», под знаменитой красной маркизой, Изабель заметила компанию явно высокопоставленных нацистов. Ходили слухи, что все лучшее мясо и вообще все лучшие продукты страны отправляют прямиком в «Максим», для высшего командования.

А потом она увидела ее – чугунную скамейку у входа в «Комеди Франсез».

Изабель резко нажала на тормоз, остановилась, сняла одну ногу с педали. Соскочила с велосипеда, и лодыжка неожиданно подвернулась. Возбуждение тотчас сменилось паникой.

Сумочка внезапно налилась тяжестью. Ладони взмокли.

Прекрати немедленно.

Она курьер, а не напуганная школьница. Она рискует сознательно.

Пока Изабель разбиралась со своим страхом, к скамейке подошла женщина и села спиной к Изабель.

Женщина. Она и не подозревала, что будет связная, а не связной, но странным образом это помогло успокоиться.

Она глубоко вдохнула и повела велосипед через оживленный перекресток, мимо киосков с платками и всякими безделушками. Оказавшись точно напротив сидящей женщины, она отчетливо произнесла нужные слова:

– Как вы думаете, не понадобится ли мне сегодня зонтик?

– Думаю, будет солнечный день, – обернулась женщина. Темные волосы, аккуратно уложены в высокий узел, выразительные славянские черты. Постарше Изабель – лет тридцати, наверное, – но взгляд как у древней старухи.

Изабель потянулась к сумочке, но женщина резко сказала:

– Нет. Идите за мной, – и стремительно поднялась.

Изабель по пятам следовала за женщиной – через просторный, посыпанный гравием «Двор Наполеона», окруженный величественной громадой Лувра. Впрочем, сейчас, с нацистскими флагами повсюду и немецкими солдатами, рассевшимися на лавочках в Тюильри, Лувр не казался императорским дворцом, жилищем великих королей. На одной из боковых улочек женщина свернула в крошечное кафе. Изабель пристегнула велосипед к дереву, вошла, села за столик.

– Конверт при вас?

Изабель кивнула. Держа сумочку на коленях, осторожно извлекла конверт и под столом протянула его женщине.

В кафе вошли два немецких офицера, сели за столик неподалеку.

Женщина чуть наклонилась и поправила берет на голове Изабель. Неожиданно интимный жест, как будто они сестры или лучшие подружки. Шепнула прямо в ухо:

– Вы слышали о коллаборационистах?

– Нет.

– Французы, которые работают на оккупантов. Они не только в Виши. Будьте настороже, всегда. Коллаборационисты любят стучать в гестапо. А если ваше имя известно гестапо, с вас глаз не спустят. Никому не доверяйте.

Изабель кивнула.

Женщина отодвинулась.

– Даже вашему отцу.

– Откуда вы знаете о моем отце?

– Мы хотим встретиться с вами.

– Вы ведь уже встретились.

– Мы, – подчеркнула она. – Будьте в полдень на углу бульвара Сен-Жермен и рю Сен-Симон. Не опаздывайте, велосипед не берите, проверьте, нет ли слежки.

Изабель удивилась, как стремительно двигается эта женщина. Миг – и ее уже нет, и Изабель сидит одна, под пристальным взглядом немца из-за соседнего столика. Она заставила себя заказать кофе с молоком, хотя прекрасно знала, что никакого молока в нем не будет, а вместо кофе – цикорий. Быстро выпив, вышла на улицу.

Плакат на углу предупреждал о расстреле за нарушение постановлений оккупационных властей. Рядом, в окне кинотеатра, вместо афиши желтый плакат INTERDIT AUF JUIF – евреям вход запрещен.

Изабель возилась с велосипедным замком, когда рядом возник немец из кафе. Распрямляясь, она неловко толкнула его.

Офицер услужливо поинтересовался, все ли в порядке. Изабель ослепительно улыбнулась и кивнула. Mais oui. Merci. Поправила платье, прижала сумочку локтем, села на велосипед и покатила прочь, не оборачиваясь.

Она справилась. Получила Ausweis, приехала в Париж, вынудила отца разрешить ей жить у него и доставила свое первое секретное послание Свободной Франции.

Прошла неделя, как уехала Изабель, и Вианна вынуждена была признать, что жить в Ле Жарден стало легче. Никаких скандалов, никаких завуалированных комментариев в адрес капитана Бека, никаких разговоров о том, что надо сражаться. Без Изабель в доме воцарилась тишина, и в этой тишине громко зазвучали мысли Вианны.

Как, например, сейчас. Уже несколько часов не может уснуть и все смотрит в потолок, дожидаясь, когда же рассветет.

Не выдержав, Вианна выбралась из постели и спустилась в кухню. Налила себе чашку горького желудевого кофе и вышла во двор. Села на любимый стул Антуана, под ветвями раскидистого тиса, прислушалась, как сонно возятся в своем загоне куры.

Деньги окончательно вышли. Отныне придется жить исключительно на учительское жалованье.

Как она справится? И в одиночку…

Вианна допила отвратительный кофе, отнесла чашку в дом, уже по-летнему теплый, и заметила, что дверь в спальню капитана Бека открыта. Похоже, пока она сидела в саду, он ушел. И хорошо.

Разбудив Софи, выслушала во всех подробностях сюжеты ее снов, приготовила на завтрак тосты с персиковым джемом. А потом они вместе отправились в город.

Вианна изо всех сил поторапливала Софи, но та, похоже, была в дурном настроении, жаловалась, хныкала и еле волочила ноги. В результате до лавки мясника они добрались только к полудню. Очередь тянулась по всей улице. Пристроившись в хвосте, Вианна нервно поглядывала на немцев на площади.

Очередь качнулась и на шаг продвинулась вперед. В витрине Вианна разглядела новый плакат, на котором жизнерадостный немецкий солдат протягивал хлеб кучке французских детишек. А рядом – новое объявление: ЕВРЕЯМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН.