Держи меня за руку - Долен Перкин-Вальдез

это имело значение. Видимо, я решил, что общение с девочками – твоя задача.

– Понимаю.

– Помню, какой была ты, – говорит он негромко. – Твою решительность. Твою жесткость. С тобой были шутки плохи, даже тогда.

– Ты правда считал меня жесткой? А я считала, что ты чокнутый.

Он смеется.

– В те времена мне казалось, что справедливость – это естественное право.

– А сейчас?

– Я все еще верю в добро и зло, иначе давно бы ушел из юриспруденции. Но теперь знаю, что справедливость – сложная штука, как и вся наша жизнь.

Взгляд у Лу становится отстраненным. Его восприятие того времени отличается от моего.

– Сивил, послушай. За все эти годы через мои руки прошло множество дел, но я никогда не забывал то, самое первое. Никогда, веришь? Мы тогда смогли кое-что изменить. Да, не все сложилось так, как нам хотелось, но нельзя сказать, что мы ничего не добились. Ты меня понимаешь?

К глазам подступают слезы. Смотрю на царапины на деревянном столе. Официантка приносит еду, но мне хочется продлить этот миг, прежде чем мы приступим к прозаичному приему пищи. Мы с Лу не так уж отличаемся друг от друга. Я проводила серьезные операции, спасала жизни, порой даже не веря в успех. У Лу тоже были взлеты и падения. Но я не сумела тогда уберечь девочек, и эта рана так и не зажила. Мне бы хотелось, подобно Лу, выхватывать из памяти разрозненные фрагменты. Но я помню все. Все до мельчайшей детали.

29

Монтгомери

1973

Мы с Таем и Алишей сидели в кабинете, включив весь свет. Мы взяли навынос еды из «Черчис чикен», и вся комната пропахла соусом. Родители были бы недовольны, узнав, что мы здесь ужинаем, но мне хотелось воспользоваться папиным восьмидорожечным магнитофоном. Отиса Реддинга я могла слушать бесконечно.

– Мама говорит, Лу пытается выяснить общее число жертв, – сказал Тай, вытирая руки салфеткой.

– К нему уже обращались другие женщины из Монтгомерской клиники? – спросила Алиша.

– Пока нет, – ответила я. – Вообще-то я подумала, что нам могут помочь медсестры.

– Помочь? Ты предлагаешь опросить пациенток? Разве это не против правил?

– Эти правила позволили миссис Сигер стерилизовать девочек.

– Ты больше не работаешь в клинике, Сивил. А я не хочу потерять место. Я не могу вернуться домой и жить с мамой.

– Кстати, о работе, давно хочу кое-что у тебя спросить. Откуда миссис Сигер узнала, что я помогла Уильямсам переехать в квартиру и перестала колоть девочкам контрацептивы? Это же ты ей сказала, да?

Алиша молча смотрела на меня.

– Так и знала! – Я швырнула коробку с едой на стол. – Во всем виновата ты!

Она поморщилась. Тай подошел к магнитофону, убавил громкость и, обернувшись к нам, сказал:

– Сивил, ты не права. Никто из нас не виноват.

– Зачем ты ей рассказала, Алиша?

– Миссис Сигер сама спросила, – сдавленным голосом произнесла Алиша, – а я не смогла соврать. Она и без меня знала про переезд в Дикси-корт. Агентство прислало уведомление об изменении адреса. Она завалила меня вопросами, а я не сообразила, как нужно ответить. Клянусь, я понятия не имела, что за этим последует.

– Почему ты меня не предупредила? И ни разу не позвонила с тех пор, как меня уволили?

Я протянула ей носовой платок, сама с трудом сдерживая слезы. Произошедшее больно ударило по всем нам, и я это понимала.

– Прости меня, Сивил. Я должна была рассказать, но не знала как.

Тай сел рядом со мной на диван и приобнял за плечи.

– Что сделано, то сделано. Теперь нужно понять, как быть дальше.

– Миссис Сигер может продолжать делать это и с другими пациентками, – сказала я. – Вероятно, она перестала стерилизовать детей, но что, если калечит девушек слегка за двадцать? Заставляет подписывать непонятные им документы? Я сама слышала, как она давит на женщин, уговаривая перевязать трубы. – Я потянулась за коробками. Есть уже не хотелось.

– Вряд ли она продолжит, – сказала Алиша. – Теперь-то, когда выдвинут иск.

– Алиша, ты же знаешь, кто в тот день помогал миссис Сигер? – спросила я, выбросив мусор. – Вэл. Ты общалась с ней с тех пор, как стало известно об иске? Как ты вообще можешь находиться с ней рядом?

– Говорю тебе, мне нужна эта работа.

– Хватит собачиться, – сказал Тай. – Сколько, кстати, в клинике медсестер?

– Восемь. Точнее, семь, раз больше нет Сивил.

– Сивил права, Алиша, – заметил он. – Вы действительно можете внести вклад.

– Каким образом?

– Сама подумай, – сказала я. – Пациентка, которой перевязали трубы, придет в клинику контроля рождаемости, только если у нее инфекция. Я уверена, что в Алабаме есть и другие женщины, которых стерилизовали, не получив информированного добровольного согласия.

– Кому-то могли не сообщить, что процедура необратима, – прошептала Алиша.

– Не все способны прочесть бланки, многие подписывают не глядя. В этой системе все строится на доверии.

– Как нам найти этих женщин? – спросила Алиша.

– Медсестры могут помочь связаться с людьми в границах штата.

– Это слишком сложно, Сивил. Ничего не получится.

Зазвонил телефон. Часы над консолью с магнитофоном громко тикали в паузах между звонками. Наверное, это папа хочет предупредить, что едет домой.

– Я сейчас, – пробормотала я и сняла трубку в прихожей. – Алло?

– Сивил, это Лу Фельдман.

Он никогда не звонил мне домой. Я решила, что случилась беда, и опустилась на табуретку возле телефона.

– Представь себе, новость о нашем иске дошла до сенатора Теда Кеннеди.

– Сенатора Теда Кеннеди? То есть… брата Джона Кеннеди?

– Именно. Он создал подкомитет по вопросам здравоохранения и планирует расследовать федеральные нарушения в этой сфере. Несколько месяцев назад они общались с выжившим участником эксперимента в Таскиги. Теперь хотят опросить Уильямсов.

– Ты шутишь.

– Нет, не шучу.

– Опросить? То есть взять показания?

– Сенатор хочет, чтобы они рассказали подкомитету свою историю.

– Но как? Они приедут сюда, в Алабаму?

Он хохотнул в своей странной манере и ответил:

– Нет, мы едем в Вашингтон. Это большой прорыв. Теперь журналисты по всей стране будут освещать наше дело.

– Я думала, его и так освещают по всей стране. И потом, это невозможно. Индия уже ходит в новую школу. Я познакомилась с ее учительницей. Представляешь, там в церкви чернокожие сестры.

– Сивил, у нас нет выбора. Нам необходима огласка.

– А о девочках ты подумал?

Я пыталась осмыслить слова Лу. Эрика и Индия только начали возвращаться к нормальной жизни. И последнее, что им нужно, это шумиха в прессе.

– Я надеялся, что ты сможешь их убедить. Мы отправимся все вместе.

– Мы?

– Да. Сивил, без тебя никак.

Девочкам я буду нужна. Если поедут они, то поеду и я.

– Как мы туда доберемся?

– Пешком. Идти всего ничего.

– Не смешно, Лу. Мэйса могут