Шарф Айседоры - Мария Брикер

– Так бы сразу и сказала… – прохрипел журналист и пополз к выходу.

В дверь постучались, в номер вкатила тележку молоденькая официантка и на секунду застыла, заметив человека на полу. Панкратов с трудом поднялся и, пошатываясь, удалился в коридор. Девушка бодро улыбнулась и занялась сервировкой, словно ничего и не произошло. Варламов оказался прав, персонал в этом отеле знал, как правильно себя вести.

31 декабря в клинике было пустынно и тихо. Шахов перенес операции на январь, отправил почти всех сотрудников на каникулы, оставил лишь ассистентов, которым безоговорочно доверял. Операционная уже была подготовлена. Ксюша лежала на операционном столе, бледная и растерянная.

– Шахов, я боюсь, – прошептала Сю. – Мне страшно, Сереженька. Очень страшно!

Сергей взял ее прохладную ладошку и тихонько сжал.

– Не волнуйся, милая, все будет хорошо, – улыбнулся он ободряюще, но сам неожиданно испытал волнение: сердце в груди стучало как сумасшедшее, а в голове стало мутно и жарко.

Нельзя, нельзя сейчас поддаваться эмоциям, ругался Шахов, пытаясь взять себя в руки. Не получалось, вскоре ему предстояло оперировать женщину, которую он любил и… любит до сих пор. Любит! Открытие его ошеломило. Он любит эту смешную, нелепую и бесконечно близкую женщину, с тех самых пор, как увидел ее на школьной линейке с охапкой георгинов. Зачем же он всю жизнь пытался от нее убежать? Пытался, как дурак, наладить жизнь с другими женщинами, не понимая, что счастливым можно стать только с Сю. Жаль, что Ксюша не разделяла его мнения. Сергей отвернулся на секунду, чтобы выровнять дыхание, сосчитал до десяти – успокоился, посмотрел на Ксюшу с улыбкой:

– Все будет хорошо, Сю. Анализы у тебя замечательные. Сердечко здорово. Волноваться не о чем. Операция будет длиться не больше часа. Как я тебе уже объяснял, анатомические особенности лица у тебя такие, что нет необходимости лишнюю кожу иссекать. Рубцов не останется. Я сделаю тебе несколько мини-разрезов, не более сантиметра, в волосистой части головы, в височной области, и еще в одной области, потом введу под кожу миниатюрный эндоскоп, чтобы контролировать ход операции с монитора и не повредить кровеносные сосуды или нервные окончания на лице. Синячки и отеки будут, конечно, но незначительные, и быстро пройдут за недельку – дней десять. Выписка обычно через сутки-двое…

– А что, если меня кто-нибудь из знакомых увидит с опухшей синей физиономией?

– Скажешь, что упала мордой в снег, когда каталась на лыжах, – пошутил Шахов. – И потом, почему тебя должны увидеть знакомые? Домой тебе нельзя до тех пор, пока двойник не вернется из Альп. Ты совершенно спокойно можешь все это время в стационаре провести. Выделю тебе палату люкс со всеми удобствами, будешь жить, как королева. Или, если хочешь, завтра я перевезу тебя ко мне домой.

– К тебе?

– Ко мне, – пожал плечами Шахов. – Я тебе буду физиотерапию делать, – подмигнул он ей. – Очень скоро будешь как новенькая, в прямом смысле этого слова. Так, сознавайся: лимон ела перед операцией? – строго спросил он.

– Не ела, как ты велел, – скривилась Ксюша. – И аспирин не пила. И курить бросила.

– Странно, а личико, словно ты только что целый лимон проглотила. – Ксюша улыбнулась и, кажется, немного успокоилась. Сергей подмигнул ей, мысленно перекрестился и попросил анестезиолога дать наркоз.

Операция прошла успешно, Ксюша перенесла ее нормально, и пациентку перевели из операционной в палату интенсивной терапии до полного выхода из наркоза. Шахов отпустил всех по домам, в клинике осталась только медсестра Антонина Ивановна, да и то только потому, что наотрез отказалась уходить. Антонину Ивановну, вредную даму преклонного возраста, он забрал с собой из Института пластической хирургии, где трудился до открытия частной клиники, потому что не мог без нее обойтись. В отместку Антонина опекала его, как клуша. Сергей знал, что дома Антонину никто не ждет, поэтому настаивать не стал, но выпроводил ее из палаты и сам остался дежурить у постели Сю, чтобы, когда она очнется, дать ей обезболивающее, измерить давление и сделать кардиограмму. Ему хотелось побыть с ней наедине. Ксюша спала, на голове ее была компрессионная повязка, из руки торчали дренажные трубки. Ерунду говорят, что любовь слепа, думал он, глядя на Сю. Любовь имеет отличное трехмерное зрение, и только что он это доказал.

Антонина Ивановна влетела в палату без стука.

– Сергей Владимирович, – взволнованно залепетала она. – Там из милиции, целая прорва народа! И у них ордер на обыск.

– Не волнуйтесь, Антонина Ивановна. Я полагаю, произошло какое-то недоразумение, которое мы скоро уладим, – поднялся с кресла Шахов и жестом показал сестре – заменить его на посту.

Уладить недоразумение не получилось. Шахов наблюдал, как бесцеремонно крушат его клинику, как вытряхивают на пол бумаги из шкафов, шарят по палатам, лезут в стерильные операционные в грязной обуви, но ничего не мог с этим произволом поделать. Одно радовало, Ксюшу он оформил официально. За ней ничего не числится, поэтому ее личность ментов заинтересовать не должна. Пробивать ее не будут, но все равно Шахов нервничал. Нервничал, потому что не понимал, какая ниточка привела прокуратуру в его клинику. Единственная связь, которая здесь прослеживалась: Минасян – Шахов – Марина Гольц, но майорша Зотова ее уже отработала, и Шахову казалось, что удалось убедить следствие в непричастности к преступлению. Выходит, где-то он прокололся.

Шахова пригласили в кабинет для беседы. Кабинет представлял собой жалкое зрелище: бумаги рассыпаны по полу, открытый сейф…

– Знаком ли вам Минасян Левон Давидович? – впился в него пиявкой следователь по фамилии Лысенко.

– Нет, – сообщил Шахов. – Но ваша коллега на днях приходила, предупреждала, что этот человек может ко мне заглянуть. Я обещал, что если он явится ко мне в клинику, то я сразу позвоню и попробую оказать содействие в поимке преступника.

– Вы отрицаете, что Минасян прибегнул к вашим услугам для изменения своей внешности?

– Отрицаю.

– Значится, он к вам в клинику не приходил-с? Не обращался к вам за помощью?

– Не обращался.

– Вы уверены?

– Послушайте, у меня пациентка после операции. Повторяю, никакого Минасяна я не знаю, понятия не имею, где он находится. Извините, мне надо осмотреть пациентку.

– Раз надо, так надо, пойдемте-с, – следователь поднялся. Шахов направился в стационар, Лысенко поплелся следом. У двери в палату Шахов остановился и резко обернулся к следователю, преградив ему путь. – В палату интенсивной терапии вход без халатов и бахил запрещен.

– А где мне взять халат и бахилы? – спросил следак.

– В аптеке, – буркнул Сергей и закрыл перед следователем дверь. Антонина подала ему знак, что все в порядке. Шахов проверил общее состояние Сю, посидел немного у ее постели и вышел.