Расплата - Оливье Норек

– Да. За двадцать пять лет.

Снежинка опустилась на руку Солала и превратилась в капельку, которая растеклась по линиям ладони.

За время заключения основатель «Гринвара» получил много писем, самые важные из которых сохранил. Теперь они лежали на дне его большого рюкзака, сиротливо перевязанные шнурком. Тут были, конечно, письма его последователей, чей пыл и жестокость иногда приходилось умерять. Но чаще он переписывался с Теарануи, этой девушкой из Новой Зеландии.

Подростком она написала ему на английском длинное письмо, в котором, несмотря на юный возраст, упрекала за выбор, но признавала правоту. Правоту в том же в деле, что защищал ее дед, Рейя.

Солал наблюдал, как она растет, как переезжает из Новой Зеландии в Европу, а затем, читая ее путевые заметки, путешествовал вместе с ней по миру. Он поддерживал ее, когда она получала один диплом за другим, когда завершала один проект за другим, когда проходила один курс французского языка за другим. Ничто не могло объяснить ту крепкую связь, что возникла между ними. Она дышала за него горным воздухом, плавала в морях и океанах, ходила по лесам, чтобы рассказать ему обо всем. Он жил сердцем и глазами ребенка, ставшего взрослым.

В рюкзаке было еще два письма. Первое от жены, Лоры, которая просила прощения за то, что не может приехать к нему в тюрьму, иначе сойдет с ума. Второе из лечебного центра, где она умерла. Администрация тюрьмы предоставила Солалу три часа, чтобы он мог поехать на кладбище в окружении полицейских и двух снайперов из бригады особого назначения. После смерти их ребенка Виржиль и Лора больше никогда не встречались.

Теарануи крепко ухватилась за тяжелую дорожную сумку и подняла ее, словно та была пустой. Жестом пригласила Солала в фуникулер, чтобы добраться до древнего ледника пика Ариэль высотой 2824 метра.

Вскоре они оказались в ста метрах над уровнем моря, и перед ними простерся национальный парк Пиреней, величественный и умиротворяющий. Кабина плавно несла их вдоль границы Франции и Испании, оказываясь то в одной, то в другой стране.

– Все, что ты видишь, – наше, – с гордостью сказала Теарануи. – Сорок шесть тысяч гектаров, которые мы выкупили у государства. Экокомплекс «Гринфьючер»[100].

– Это лучше, чем «Гринвар», – признал Виржиль с ноткой раскаяния в голосе.

– Не вини себя. Можно было пойти разными путями, и хотя я часто критиковала тебя, мы никогда не узнаем, был ли другой способ. Но я точно знаю, что без твоей борьбы мы бы не смогли ничего сделать.

Солал потер заледеневшие руки. Теарануи вытащила из кармана перчатки, бросила ему, и он поймал их на лету. Ей не терпелось все показать и рассказать, и она указала на запад:

– Смотри. У каждой долины своя роль. Вон там – долина Асп, последний оплот медведей. Мы превратили ее в заповедник, каждый год принимаем новые виды, находящиеся под угрозой исчезновения. Справа – долина Оссо, там десять или около того озер, которые мы используем для производства гидроэлектроэнергии. Построили на больших озерах плотины, а на озерах поменьше есть плавучие станции солнечных батарей. Мы создаем так много зеленой энергии, что продаем ее уже почти шесть лет. Акции «Гринфьючер» даже котируются на фондовой бирже. Как ты и писал, мы можем что-то сделать, только объединившись с капиталистами. Капитализм – как злая собака, она защищает дом, но ее нужно дрессировать.

– То, что ты создала, великолепно, – искренне ответил Солал.

– Я сделала это не одна, ты же знаешь. Было столько работы, а еще мы получили финансовую помощь от горстки филантропов, которым небезразлично будущее человечества. Твоя армия панд состоит не только из солдат, но и из нескольких просвещенных богатых людей. Сейчас мы – город с населением в двадцать пять тысяч человек, и у каждого свои обязанности. Недостатка в работе нет. А теперь вон туда взгляни.

На этот раз она указала на восток:

– Это Валь д’Азен. Крупнейший ботанический центр в Европе. Сюда доходят горячие источники Луданвьель, и мы выращиваем все: от японской вишни до бананов. А чуть дальше долина Котре, там наши теплицы, и еще дальше – долина Люс, где находятся наши животноводческие фермы.

Кабину тряхнуло – они миновали последнюю стойку канатной дороги. На склоне пика Ариэль Виржиль увидел внушительное четырехэтажное застекленное здание, словно парящее в невесомости среди облаков, которое повторяло рельеф горы.

– А это наша база. Сердце всего комплекса. Фонд исследований возобновляемых источников энергии. Мы назвали его «Фонд Амазонии» в память о вырубленных лесах. Именно здесь наши люди поставили первые солнечные батареи, не содержащие редкоземельных металлов, и совершили научные прорывы в исследованиях водорода как экологически чистого энергоносителя.

– «Фонд Амазонии», – повторил пораженный Виржиль. – Я рад, что вы сменили название.

– Ты долго на этом настаивал. Но врать не буду, – рассмеялась Теарануи, – кое-кто по-прежнему называет его «Фондом Солала».

– «Фонд Амазонии» подходит гораздо больше. Ничто из того, что вы построили, не должно носить имя убийцы.

– Никто здесь не считает тебя убийцей, поверь.

Кабина плавно сбавила ход и остановилась.

– Особенно госпожа директор, – добавила Теарануи, указывая на ту, что ждала их на металлической платформе.

Порыв ветра поднял тучу снега, снежинки опустились на посеребренные сединой волосы женщины. Однако Солал не двинулся с места, наблюдая за ней из кабинки фуникулера. Некоторые желания исполняются лишь через двадцать пять лет. Она улыбнулась ему, стараясь не расплакаться. Наконец он вышел из кабины, и они шагнули навстречу друг другу.

– Здравствуй, Диана.

– Здравствуй, Виржиль.

* * *

Двадцать пять долгих лет. После приговора Диана не бросила ни Солала, ни его дело, которое было теперь ее делом. По просьбе Солала она также взяла шефство над Теарануи, и девушка стала ее правой рукой.

Для своего гостя Диана приготовила кофе и нарезала фрукты из теплиц в долине Котре. Сидя за столом у огромного эркера с видом на заповедник, они, казалось, были одни в целом мире, а вокруг гудел пчелиный улей «Фонда Амазонии».

– Значит, ты у нас госпожа директор? – поддразнил ее Виржиль.

– А как же в нашем мире без начальства? К тому же мои седины внушают уважение.

Наступившая тишина их не смущала. Они могли бы часами смотреть друг на друга, не произнося ни слова, просто радоваться встрече, радоваться, что проделали такую работу и что все это стало возможным благодаря шуму, поднятому «Гринваром».

– А как же твоя агорафобия?

– Скажем так, я перестала бояться только за себя. Теперь я умею с этим справляться. Теперь я знаю, чего хочу, что мне нравится и