Город чудес - Роберт Джексон Беннетт

Он оглядывается на лес и думает о странной, темной реальности Нокова.

«Но это лучше, чем альтернатива».

Он идет дальше, хромая. С каждым шагом слова Нокова эхом звучат в его разуме: «Где остальные? Где они прячутся?»

Он снова дрожит. Как будто в его жилах течет талая вода.

«Шара, — думает он, — чем же ты здесь занималась?»

На то, чтобы добраться пешком до Аханастана, уходит почти весь следующий день. Сигруд не может справиться с дрожью, и уже понятно, что дело не только в холоде и травме. Сигруду случалось плавать в ледяной воде, и он вырос на расстоянии плевка от ледников. Он помнит, как ребенком каждое утро разбивал лед в тазу для умывания.

Он знаком с холодом. И это не холод.

«Вот честное слово, — думает он, с трудом забираясь в трамвай, — я не должен был попасть в… то место, где обитает Ноков. Если это вообще можно назвать местом».

Он выходит на станции возле телеграфа. Оттуда посылает сообщение Мулагеш, воспользовавшись ее инструкциями, и ждет звонка на ближайшем переговорном пункте.

Он почти засыпает в ожидании. Затем телефон оживает и звонит так громко, что Сигруд машинально тянется к ножу. Он снимает трубку с крючка и колеблется, не понимая, как ею пользоваться.

— Сигруд? — слышится голос Мулагеш. — Ты там? Ответь же, мать твою!

— Я здесь, — говорит дрейлинг, приблизив лицо к рожку. — Турин, я…

— «…долбаный идиот»? Ты это собирался сказать? Я называю тебе адрес Шары, и на следующий день ты заваливаешься туда и взрываешь ее дом, словно какой-то гребаный фейер…

— Ивонна Стройкова, — перебивает Сигруд. Его голос едва слышен. Он трясется без остановки и внезапно чувствует, что ему трудно говорить.

— Что? — спрашивает Мулагеш. — Э? О чем ты?

— Единственная женщина, которая разделила любовь Шары. — Он сглатывает. — И этой любовью был Воханнес Вотров.

— Ты… Постой. Ты думаешь, Татьяна со Стройковой?! С богатейшей женщиной мира?!

— Если бы ты хотела спрятать своего ребенка, — говорит дрейлинг, — разве не обратилась бы к человеку со средствами?

— Да, но… Сигруд, судя по голосу, тебе хреново.

— Да. — Он снова сглатывает, стуча зубами. — Я его видел там. Он застал меня врасплох. Напал на меня.

— «Его»? Кого?

— Врага Шары.

— Постой. Погоди! Так ты сражался… с Божеством?

— Да. Нет. Вроде того. Я не знаю. — Он пытается объяснить все, что понял о божественных детях, которые прячутся среди континентцев, а также о женщине с золотыми глазами из зеркала.

— Это какая-то бессмысленная хрень! — говорит Мулагеш. — Как они могли выжить? Я думала, кадж убил все божественное, будь то дети или нет!

— Не знаю, — говорит Сигруд. — Но я думаю, что враг Шары, этот человек из тьмы… Я думаю, он уничтожает своих братьев и сестер одного за другим. Он говорил, что пожрет их, что чего-то жаждет, что они будут жить внутри него…

— Звучит как гребаный бред сумасшедшего.

— Ну-у. Да. Но я думаю, он их в каком-то смысле… съедает. Поглощает. И становится с каждым разом все сильнее.

— А упомянутые тобой зеркала…

— Да. Турин… Министерству ни в коем случае нельзя доверять. Повсюду глаза и уши. Откуда нам знать, кто на его стороне? Кто слышит все, что говорят другие? — Он медлил. — Постой. Откуда ты звонишь сейчас?

— Это надежная линия, — говорит Мулагеш. — И под этим я подразумеваю переговорный пункт за моим любимым баром в неправильной части города. Если в Галадеше вообще есть неправильные части города. Очень сомневаюсь, что сюда могли подложить зеркало.

— Не пытайся предугадать их поведение, — говорит Сигруд. — Будь максимально осторожна во всем, что делаешь. В поисках «Салима»… или помогая мне узнать, где сейчас Стройкова.

— Вот дерьмо… — говорит Мулагеш. Она немного ворчит, потом вздыхает. — Ну ладно. Возможно, тебе повезло. Стройкова так швыряется деньгами, что это трудно не заметить.

— И ты заметила?

— Ага. Она сделала пожертвование для нескольких парламентских кампаний пару лет назад. Это вызвало небольшой скандал, поскольку она, ну, ты понимаешь, на самом деле не жительница Сайпура или что-то в этом духе, и оттого всплыл вопрос о «суверенитете государств Континента», который, как ты сам знаешь, представляет собой огромный бардак, и конца ему не видно.

— Я в курсе.

— Ну так вот, мне пришлось с этим разбираться. Пришлось немного присмотреться к госпоже Стройковой, не говоря уже о том, что на бумагу для писем, которые я ей послала, ушла парочка деревьев. У нее что-то вроде маленькой овцеводческой фермы в маленьком городке к западу от Аханастана — по последним сведениям, там она и живет. Похоже, она полная затворница. Не покидает город, почти не выезжает с фермы. Но писем шлет кучу. Итак… если я назову тебе город, ты и ее дом взорвешь к такой-то матери?

— Ничего не гарантирую.

— Знаешь, Сигруд, это не очень-то воодушевляет.

— Я просто говорю правду. Но я постараюсь.

Мулагеш опять вздыхает.

— Дхорнав. Городок называется Дхорнав. Население — около двух сотен. Ты там будешь выделяться, как прыщ на заднице, так что будь осторожен.

— Спасибо, — говорит Сигруд. Он касается лба и видит, что пальцы блестят от пота. — Спасибо, Турин.

— Тебе нужна помощь, Сигруд, — говорит Мулагеш. — У тебя ужасный голос. Найди врача. Ты говорил о том, что все в конце концов забывается, — если окочуришься в телефонной будке, тебя точно забудут.

Сигруд снова ее благодарит и вешает трубку.

* * *

Воровство автомобилей — вторая натура Сигруда. Так много операций требовали импровизированного или неотслеживаемого транспорта, что для министерских оперативников стало стандартной практикой угонять автомобили, выполнять свою часть операции, а потом быстренько загонять машину в ближайшую реку. Сигруд подозревает, что единолично испортил имущества на сотни тысяч дрекелей.

«Достаточно большой ущерб, — думает он, вскрывая дверь старого драндулета, — чтобы еще один автомобиль не имел значения».

Он забирается внутрь, заводит машину и ведет старую развалину с чихающим мотором на северо-запад, прочь из города. Вождение оказывается на удивление сложным делом. Руки дрожат и трясутся, так что приходится крепко сжимать руль, до боли в запястьях. Не один раз Сигруду кажется, что он вот-вот съедет с дороги.