Банка для пауков - Виктор Галданов

— Мама!

— Что, мама? — выкрикнула Рена. — Какая я тебе мама? Да я завтра лягу в больницу и отрежу эти сиськи, которыми выкормила тебя!

Это был удар ниже пояса. У нее нашли опухоль груди и врачи предлагали операцию, которой все (и она в том числе) жутко боялись.

— Ну, Рена, ты как все женщины, чересчур перегнула палку, — примиряюще возразил дядя Дато. — Во-первых, не мильярд, а только половину. Во-вторых, не в карты, а в рулетку, а в-третьих…

— Не азику, а чушке, — вставил старший брат Тенгиза Сандро.

Тенгиз понятия не имел откуда все узнали о его позоре. Впрочем разведка в стане Марагулия работала исправно, и так было лучше, чем втихую от всех оказаться на крючке у Мирзы-аги. Но Мирза, конечно, дорого ему заплатит за свою проделку. Но вначале нужно с ним, конечно, расплатиться. И Тенгиз, понял, что кажется знает, как это сделать…

— А мне кажется, что Тенгизу надо временнно куда-нибудь уехать, — говорила его тетка, сестра Вано, Нина. — Может быть на юг, в Сочи?

— А какой в этом будет толк, если он и туда возьмет с собой свою девку? — возмутилась Рена. — Он из-за нее совсем потерял голову.

— Я сам знаю, куда мне надо ехать, — поднялся Тенгиз, внезапно словно повзрослев. — Прошу прощения у старших если чем обидел. Но мои долги — это мои долги, и я их отдам сам.

Он вышел из комнаты, ни с кем не попрощавшись. Верный Валико ждал его в прихожей их здоровенного дома на Рублевке.

— Как ты насчет того, чтобы прокатиться? — спросил его Тенгиз.

— Далеко?

— В Аджарию.

— Когда?

— Прямо сейчас. Только вот домой на минутку заедем…

«Домой» у молодого человека теперь значило в маленькую квартирку на улице Подбельского, где было свито первое в его жизни семейное гнездышко, и где так сладко ворковалось ему и его очаровательной подружке.

— Мне нужно масло поменять, — безучастно сказал Валико. — И хорошо бы — тормозные колодки. И еще карбюратор после вчерашнего бензина…

— Ну вот, как ехать, все у него барахлит. А что, раньше не мог сказать?

— Я сто раз говорил, что у Дато заправляться может только тот, кто свою машину не любит и не жалеет!

— Не смей оскорблять моего дядю!

— Дядя у тебя — чистое золото, но бензин у него — чистое гавно!

Они полетели на самолете.

Батуми встретил их знойным солнцем и ласковым морем. Когда они улетали из Москвы, апрель преподнес кратковременную пургу с градом. Здесь же их кожаные куртки были совершенно неуместными, и на двоих молодых людей в теплой одежде все смотрели как на эскимосов. В Батуми, в старом квартале с узенькими улочками, где междо домами было натянуто белье, а в лужах играли чумазые дети, жил двоюродный брат Вано старенький дядя Гоги. Он встретил Тенгиза и Валико с распростертыми объятиями. Правда жил он со своей старухой до того бедно, что Тенгизу самому пришлось заказывать угощение и накрывать стол для всего двора.

Началось паломничество к сыну знаменитого родственника. О деяниях великого Вано Батумского был наслышан весь город. Лучшим показателем его популярности были похороны, которые ему закатила сталица, и которые показывали по местному телевидению гораздо подробнее, чем по ОРТ. На вторые сутки пиршество продолжилось, и Валико понемногу стал уставать от нескончаемой череды тостов, песен, еды, новых тостов… Лишь на третий день поутру Тенгиз собрался пройти по неким адресам, которые ему незадолго до смерти называл Вано, словно предчувствуя свою скорую кончину.

В районе порта, где у причалов ржавели старые катера, они навестили одну хибарку, где тощий щетинистый и седовласый старец в капитанской фуражке, едва услышав имя Вано, кинулся в объятия Тенгиза. А потом начался долгий разговор о приливах и отливах, о режиме пограничной службы и о том, легко ли утлой лодочке так заблудиться в море, чтобы в тумане причалить прямиком к Турции.

Причалить-то можно, отвечал старик, только вот отчалить будет трудновато. В Турции за наркоту расстреливают. Ну зачем же говорить про наркоту? — удивлялся юноша. — Кто говорит про наркоту? Никто не говорит про наркоту. Есть некоторые химические препараты лечебного почти что назначения, которых тут днем с огнем не найдешь, а там они есть. Ну что же раз лекарство, то дело это благородное, соглашался старик, только видишь ли, моторы на катере совсем поизносились. Шиш уйдешь от пограничников на таких моторах. Надо бы смазать моторы, перебрать. Если тысяч пять лари подкинешь, сынок, к твоему возвращению недельки через две аккурат сделаю. Ой, старый капитан, ты никак еще и хибарку свою за мой счет починить вздумал? И хотя молодые люди приехали в Батуми на последние 200 баксов, Тенгиз полагал, что такому человеку, как сын великого Вано, получить тут кредит будет несложно.

Раздавшийся поутру звонок поднял девушку с постели. Люда взяла трубку и сказала:

— Привет!

Она решила, что это ее Тенгиз решил проверить, дома она или проводит ночь в каком-нибудь злачном месте.

— Привет, деточка, — раздался в трубке глубокий раскатистый бас. — Ты что, по запаху меня узнала?

— Ой… — растерялась Люда. — Моисей Лазаревич, это вы?

— А кто же еще? Вспомнил вот, что Тенгиз просил меня заняться твоим пением. Думаю, хорошо бы устроить прослушивание.

— Когда, прямо сегодня?

— А хотя бы прямо сейчас. Я нахожусь в клубе «Атлетик». Это надо ехать по Ленинградке и перед указателем….

Девушка, забравшаяся на вышку для ныряния, была почти обнажена. Мирза-ага с интересом наблюдал за узким зеленым бикини, едва прикрывающим ее стройное, изящно изогнутое загорелое тело. Ее лицо было закрыто спутанными рыжими волосами, глаза были такими же зелеными, как и бикини. Она была еще очень и очень молода, а главное, очень энергична и полна жизни. Это было главное качество, которое немолодой уже Мирза-ага ценил в девушках. Впрочем, вкусив от этой жизни столько наслаждений, сколько успел изведать он, трудно было ожидать чего-то новенького, пусть даже от такой смазливой девицы, как та, что сейчас покачивалась, стоя на крае доски.

Ее Мирза-ага изучал скорее академически, как осматривал бы новый спортивный автомобиль, какую-нибудь элегантную «ламборджини», сознавая, что она вполне достойна его гаража и в то же время чересчур хороша, чтобы гонять ее по разбитым столичным улочкам. Он считал себя мусульманином, поскольку имел четырех жен и посещал мечеть, однако он был передовым мусульманином, поскольку пил спиртное, ел свинину и не соблюдал постов. Однако в будущем году он собрался посетить Мекку. Единственное, что смущало его, он не понимал, можно ли будет во всей этой толпе паломников разместить охрану. А охранял себя он круглосуточно. Особенно после того случая в прошлом году, когда в него стреляли.