Дурная кровь - Джон Каррейру

По выходным Иен и Рошель любили гулять в сопровождении Хлои и Люси, их собак породы американская эскимосская, по живописным холмам, окружавшим долину Портола. Во время одной из таких прогулок Иен поделился с женой мыслями о том, что у «Теранос» ничего не получается, однако в детали вдаваться не стал. По условиям строжайшего соглашения о неразглашении он не мог рассказывать о работе даже жене. Еще он посетовал на понижение, признавшись, что чувствует, будто его отправили в чулан, как старую мебель, и Элизабет и Санни его совсем не слушают.

Ранней весной 2013 года Иен стал ходить в офис все реже и реже, предпочитая работать из дома. Когда шесть лет назад ему диагностировали рак прямой кишки, он надолго отлучился с работы на время химиотерапии, а затем и операции. Теперь коллеги предположили, что у него снова онкологические проблемы, но это было не так. Болезнь не вернулась — с точки зрения физического здоровья у Иена было все в порядке. А вот с психикой все обстояло значительно хуже, Иена мучила на тот момент недиагностированная глубокая клиническая депрессия.

В апреле Иену пришло судебное уведомление о том, что его привлекли в качестве свидетеля по суду между Фьюза-ми и компанией. Необходимость давать показания его чрезвычайно нервировала. Иен с женой неоднократно обсуждали это дело. Рошель в свое время работала патентным доверенным, поэтому Иен попросил жену изучить патенты, принадлежащие компании, и посоветовать, как ему себя вести в суде. Она обнаружила, что в большинстве патентов, принадлежащих компании, Элизабет указана как основной изобретатель. И когда Иен сказал, что на самом деле ее участие во всех этих изобретениях было минимально, Рошель отметила, что на этом основании патенты могут быть отозваны. Это только добавило Иену нервного напряжения.

Иен сравнил патенты Фьюзов и ранние патенты «Теранос», но не мог с уверенностью сказать, есть ли под обвинениями в адрес Фьюзов какие-то реальные основания. Но в одном он был уверен — быть втянутым еще и в судебные разборки он не имел ни малейшего желания. Кроме того, Иен подозревал, что все это может поставить под угрозу его работу. Дома по вечерам он стал много пить. От одной мысли о том, что нужно возвращаться в офис, его тошнило. Но в свои шестьдесят семь он сильно сомневался, что сможет найти другую работу, и при всех разногласиях он все еще считал, что в состоянии помочь компании решить возникшие проблемы.

15 мая Иен связался с секретарем Элизабет и попросил запланировать встречу, чтобы обсудить возможность изменения условий работы. Однако когда ему перезвонили и сообщили, что встреча на следующий день согласована, он разнервничался. Иен пожаловался жене, что боится, потому что Элизабет может на этой встрече просто уволить его. В тот же день ему позвонил юрист «Теранос» Дэвид Дойл. Устав требовать от адвокатов из Boies Schiller назначения даты, когда Иен будет свидетельствовать в суде, Фьюзы прислали судебное требование явиться к ним в офис в Кэмпбелле, штат Калифорния, в девять утра семнадцатого мая.

Дойл также обратил внимание Иена на то, что это всего через два дня, поэтому вполне можно привести проблемы со здоровьем в качестве причины для отказа, он даже высылал ему шаблон справки, который должен был подписать врач. Иен переслал справку себе на личный адрес электронной почты, а оттуда жене с просьбой распечатать. Его состояние из нервного напряжения перерастало в истерику.

Рошель, конечно, заметила, что муж уже какое-то время ходит сам не свой, но поначалу не придала этому должного значения, голова у нее была занята своими проблемами. Во-первых, недавно умерла ее мать, оставив в наследство несколько объектов недвижимости с очень запутанными правами собственности, а во-вторых, Рошель как раз в это время открывала собственное юридическое бюро, что требовало немало сил и внимания. Еще она была немного обижена на Иена за отсутствие супружеской поддержки в переживании такой потери, однако по состоянию Иена, близкого в тот день к невменяемости, она поняла глубину его психического расстройства. Рошель убедила Иена обратиться по этому поводу к доктору и записала его на прием на следующее же утро.

Проснувшись в половину восьмого утра шестнадцатого мая Рошель Гиббонс увидела, что в ванной горит свет и дверь заперта. Она решила, что Иен встал пораньше, собираясь на прием ко врачу. Однако когда через продолжительное время он так и не вышел из ванной, а на стук и зов не откликался, Рошель вскрыла дверь и обнаружила Иена без сознания с еле пробивающимся дыханием. В панике она вызвала скорую.

Следующие восемь дней Иен провел в палате реанимации Стэнфордской больницы подключенным к аппарату искусственной вентиляции легких. Он принял лошадиную дозу ацетоминофена — действующего вещества обезболивающих типа тайленола. В сочетании с алкоголем лекарство разрушило его печень, и двадцать третьего мая он умер. Будучи профессиональным химиком, Иен прекрасно знал, что делает. Позже Рошель нашла завещание, которое Иен написал парой недель раньше, со свидетельскими подписями Пола Петеля и еще одного его коллеги.

Рошель была раздавлена горем, но нашла в себе силы позвонить Элизабет в офис и сообщить о смерти мужа. Из «Теранос» никто не перезвонил, однако в тот же день пришло электронное письмо с требованием срочно вернуть рабочий ноутбук Иена, его сотовый телефон и любые документы или информацию, которую он мог хранить дома.

В компании смерть Иена была воспринята, как обычно, холодно и по-деловому. Большинству просто ничего не сказали. Элизабет написала короткое письмо нескольким сотрудникам, проработавшим дольше всего, и вскользь упомянула, что надо бы провести поминальную службу. Однако позже ни разу об этом не вспоминала, и никакой службы так и не было. Старые коллеги Иена, например Анджали Лагхари, химик, работавший с Иеном восемь лет в «Теранос» и два года до этого в другой биотехнологической компании, терялись в догадках, что же произошло. Большинство решили, что он умер от рака.

Тони Наджент был очень расстроен, что память Иена не почтили ни малейшим жестом или событием. Он не был особо близок с биохимиком, наоборот, они постоянно ругались и спорили во время разработки «Эдисона». Но его волновало, что про человека, отдавшего почти десять лет жизни работе в компании, просто забыли. Создавалось впечатление, что «Теранос» постепенно лишала сотрудников всего человеческого. Твердо решив остаться человеком до конца, Тони скачал полный список патентов Иена и добавил их в электронное письмо вместе с фотографией в траурной рамке. Проследив, что в списке адресатов есть Элизабет, Тони разослал письмо двум десяткам коллег, знавшим Иена. Немного, но хоть что-то, ради памяти Иена Гиббонса, решил Тони.

«Ты — лидер». Щелк, щелк, щелк. «Сильная и влиятельная». Щелк, щелк. «Думай о своей миссии». Щелк, щелк, щелк.

Инструкции знаменитого фотографа Мартина Шеллера, тихо произносимые с характерным немецким акцентом, следовали одна за другой, и Элизабет послушно изображала необходимые для фотографий эмоции. На ней была тонкая черная водолазка, губы ярко накрашены красной помадой, а волосы собраны сзади в неплотный пучок. По бокам от высокого стула, на котором позировала Элизабет, стояли две высокие фотографические лампы, они равномерно подсвечивали ее узкое лицо и давали фирменные шеллеровские огоньки в зрачках.