Его любимая кукла - Полина Рей

– Если он ещё раз так скажет, я надеру ему уши, – беззлобно ворчала она каждый раз, когда Кирилл выдавал свою «бабу Лизу», на что получала только улыбку Арины.

За несколько дней, что прошли с момента их с сыном приезда в особняк бабушки, многое изменилось. Но самым главным оставалось то, что внутри Арины появилась уверенность, которой не было никогда. Теперь они с Киром могли не дёргаться от каждого звука и шага. Теперь они могли спокойно спать, зная, что никто не придёт за ними и не заставит делать то, чего они не хотели.

Елизавета даже заставила Арину сменить номер телефона, и требовала, чтобы внучка отдавала ей сотовый на целый день. Поначалу вызывавшее у Арины только протест, впоследствии этот ритуал показался ей благом.

Как славно было проводить время в этом особняке, где всё дышало совсем другой эпохой! И где рождалось ощущение, что всё в её жизни может быть иначе.

Того единственного звонка, которого Арина так ждала подспудно, прозвучать не могло, будь у неё хоть три номера, хоть триста три. Да она и не надеялась, что Роман Королёв когда-нибудь позвонит ей. Наверное, он уже забыл, что она когда-то существовала в его жизни. Даже была бы рада этому – что угодно, лишь бы не ненависть и презрение с его стороны.

Сама она часто вспоминала о нём, и это приносило какое-то извращённое удовольствие. Он хотел её. Хотел всё время, пока она была рядом, и это рождало внутри Арины такие чувства, какими бы она никогда и ни с кем не захотела бы делиться.

Она помнила досконально всё… их ласки и поцелуи, то, как Королёв брал её, каждый раз по-новому, но неизменно – с привкусом слепящего наслаждения. Он словно открывал в Арине те грани, о наличии которых не подозревала даже она, и стал не только тем мужчиной, которого она смогла полюбить, но и тем, кого была не в силах забыть.

– Арина! – окликнула её Горянская, с самого утра пребывающая в состоянии нервного возбуждения. Всему причиной был её день рождения, на который, по её заверениям, Елизавета пригласила только самых важных и дорогих гостей.

– М? – выныривая из задумчивости, подняла брови Арина, увлечённая тем, что рассматривала старинный фотоальбом.

В доме Горянской было очень много таких вещей. Величавых и дышащих историей. Они с Киром находились будто бы в ином мире. Здесь не было интернета и телевизоров, здесь всё, происходящее за кирпичными стенами, казалось эфемерным и выдуманным.

– Я сказала, что прибыл первый гость. Ты не встретишь его? Я пока не могу.

Елизавета указала рукой на Кира, который по обыкновению своему задремал, положив голову на колени Горянской. И та сейчас занималась своим излюбленным делом – гладила правнука по волосам.

– Конечно, встречу. Но можете разбудить Кирилла, что-то он слишком много спит днём.

Не дожидаясь, пока Горянская скажет в ответ хоть что-то, Арина отложила альбом, поднялась с дивана и вышла из небольшой комнаты-библиотеки, отправляясь встретить первого гостя.

Спазм схватил сердце и заставил замереть сразу, едва она стала спускаться по лестнице с чугунными перилами. Она узнала его сразу – стоило только взглянуть на идеально распрямлённую осанку и руки, заложенные за спину. О! Романа Королёва было невозможно спутать ни с кем, даже если бы у Арины вдруг возникло такое желание.

Но в то же время это было совсем другой мужчина. Не тот, кого она знала те прекрасные несколько дней, что провела в его доме. Она была знакома с Королёвым, прикованным к инвалидному креслу. С тем, кто пережил столь много, что она даже вообразить себе не могла масштабы случившегося.

Этот же Роман Королёв, что стоял сейчас спиной к лестнице, по которой она спускалась к нему, был ей совершенно незнаком. Вот только предательское сердце безудержно стучало, отзываясь на каждое мгновение его близости… Впрочем, Арина очень надеялась, что Королёв его не расслышит.

Она не лгала ему, когда устраивалась на работу, хотя он думал сейчас иначе, и был прав. А вот сам Роман лгал ей… Лгал в самом главном и важном. И всё же, несмотря на это, сердце радостно забилось. Она снова видела его, снова могла дышать его запахом… снова могла говорить с ним… Но не могла придумать ни фразы, чтобы поприветствовать первого гостя.

– Здравствуйте, – выдавила из себя Арина, замирая в трёх ступенях от гостиной. Спуститься ниже не могла бы заставить себя даже под страхом смертной казни. – Добро пожаловать к Елизавете Горянской.

К моменту, когда на сотовом Романа раздался звонок с неизвестного номера, он уже почти отчаялся в своих поисках. Номер телефона Арины не отвечал все дни, что он пытался до нее дозвониться. Он возненавидел фразу, что раз за разом говорил ему механический голос: «абонент недоступен». Недоступен… слова, звучащие, словно приговор. Словно наказание за что-то.

Следов Арины не могли найти ни Паша, ни один из нанятых им детективов. Она исчезла, словно ее никогда и не было на земле. И никакие деньги, за которые, как он думал, можно купить почти все, не помогали ее обнаружить.

Он снова стал плохо спать. Постоянно прислушивался – не раздастся ли звонок, который сообщит ему что-то хорошее. Постоянно ждал. Вся его жизнь превратилась в одно сплошное ожидание. И терпение. Снова – терпение. Только теперь не в том, чтобы забыть ее, а в том, чтобы вспомнить. Увидеть и вспомнить все, что ему способна была дать она одна.

Если бы захотела.

Он не знал, захочет ли она его видеть. Не знал, что она чувствует. Не знал, где среди всего, что произошло между ними – правда, а где – ложь. Зато знал, что она нужна ему. И что должен сделать все, чтобы показать ей, что и он нужен ей тоже.

Беречься больше не было никакого смысла. Он уже потерял все, что только мог потерять. А вот обрести заново у него ещё была возможность. Пусть даже она лгала ему, пусть даже не доверяла. Но, в конце концов, Паша был прав – он, Роман, не был с ней до конца откровенен тоже. Этого понятия, если разобраться, между ними не существовало вообще. Что она знала о нем и его прошлом? Ничего. Что он знал о ней и причине ее поступков? Ничего тоже. Но то, как чувствовал себя, когда она была рядом – единственное, что по-настоящему имело значение. Потому что рядом с ней он ощущал себя живым. Нужным. Желанным.

Потому что то, как она отдавалась ему, не могло быть фальшью. И за эту мысль он отчаянно цеплялся все эти дни, надеясь на то, что теперь, когда Каневский мертв, все может быть иначе.

Он не желал ворошить былое, но понимал, что должен будет многое объяснить ей. И что многое хочет знать сам. О ней. О ее сыне. Обо всем, что ее касается.

Но для этого нужно было найти ее. Сделать то, что ему пока никак не удавалось.

Помощь пришла неожиданно и совсем не оттуда, откуда он ее ждал.

– Да, – ответил Роман на звонок ранним субботним утром и почувствовал, как сердце ускорило свой бег, как всегда в последнее время, когда он с надеждой поднимал трубку телефона.

– Роман Королёв? – послышался в ответ незнакомый женский голос.