Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

— Ты верой и правдой служишь мне много лет, и я доверяю тебе свою жизнь. Но некоторые сомневаются в том, что тебя следует назначить на такой высокий пост.

Ибрагим кивнул в знак согласия, но по-прежнему молчал.

— В самое ближайшее время ты возглавишь наш флот и отправишься на остров Родос. Нужно выгнать оттуда каталонских и мальтийских пиратов. После того как ты вернешься с победой, ни один человек не посмеет противиться твоему назначению.

На лице Ибрагима мелькнуло задумчивое выражение; облака по-прежнему быстро плыли над ними по небу.

Затем он снова осторожно лег на султана и поцеловал своего возлюбленного с нежностью, которая так нравилась Тени Бога на Земле.

— Господин, я докажу, что достоин твоего доверия! Я довершу начатое твоими предками и тобой и расправлюсь с теми, кто хочет отрезать нас от наших провинций в Египте.

Мужчины крепко обнялись, и Ибрагим во второй раз за день проник во владения самого могущественного человека на планете.

Эмиссар французского двора вошел в палату для аудиенций султана Сулеймана Первого. Он не уставал удивляться окружающей его роскоши и преисполнился благоговейным восторгом при мысли о том, что можно превзойти пышность французских дворцов, из которых его сюда прислали. Он медленно зашагал вперед, склонив голову и заложив руки за спину, но ему все же удавалось смотреть сквозь нависшие волосы на султана.

Сам Сулейман являл собой великолепное зрелище. На голове у него красовался высокий ослепительно-белый тюрбан, украшенный множеством жемчужин, доставленных с Востока. Широкий кафтан черного шелка, струясь, падал на ступени возвышения, на котором он сидел. Сам кафтан был так густо украшен бриллиантами, в которых отражался черный шелк, что он переливался всеми оттенками черного. Трижды упав ниц на мраморный пол в знак почтения, француз подполз к возвышению и поцеловал рукав Сулеймана. Прикосновение бриллианта к губам и идущий от султана явственный запах мужской плоти едва не заставили его забыть то, что он собирался попросить у сидящего перед ним человека. Он медленно отполз назад, на место в середине зала, и неуклюже поднялся на ноги.

Сулейман откинулся на подушки, изучая стоящего перед ним человека. Хотя эмиссару подарили кафтан, чтобы он явился на аудиенцию одетый подобающим образом, он отделал рукава оборками и кружевами и то и дело подносил к носу надушенный платок, который сжимал в вялой и тонкой, почти женской руке. Он шагал, как гусь; на голове у него красовался густо напудренный парик. Эмиссар был надушен до отвращения, но Сулейман поморщился, уловив отвратительный запах немытого тела.

«Какая мерзость! — думал он. — Эти жители Запада не понимают, как важно сохранять тело в чистоте. Они понятия не имеют о том, что такое чистоплотность. На его лице столько пудры, что кожа не дышит. Он задыхается — как вся его цивилизация и религия. Ему нужно хорошенько пропотеть и отмыться в нашем хамаме; тогда у него пройдет и та отвратительная сыпь, которую он, как ему кажется, надежно скрывает под слоем грима».

Эмиссар стоял на месте, очевидно не смея шевельнуться и не зная, можно ли ему вообще говорить. Сулейман держал сложенные руки у подбородка и продолжал разглядывать француза. Он наслаждался неловкостью эмиссара и его стеснением. Он улыбнулся, когда заметил, как по густо напудренному лицу течет пот. Султан снова улыбнулся, заметив, как непроизвольно дергается левая нога француза. Наконец он обернулся к великому визирю Ферхату-паше и, вздохнув, дал знак начинать переговоры.

Ферхат шагнул вперед и жестом велел эмиссару говорить.

— Мой господин султан Сулейман, Тень Бога на Земле, меня прислал к тебе король Франции Франциск Первый.

«Он даже говорит врастяжку, как женщина», — подумал Сулейман.

— Мой господин, король Франции протягивает руку дружбы Блистательной Порте и Сулейману Кануни, который крепко держит власть в своих руках.

Сулейман пытливо наклонился вперед. Эмиссар заметил этот жест и быстро обежал глазами зал. На аудиенции присутствовали человек сорок придворных и с полсотни телохранителей султана. Телохранители выставили вперед пики и сабли, готовые предотвратить любое покушение на своего владыку, любую попытку причинить султану неудовольствие или вред.

Эмиссар снова заговорил, причем от страха голос его стал выше едва ли не на октаву:

— Господин, Франция и Османская империя находятся на крайних точках континента, раздираемого Габсбургами, которые угрожают нам. Они покровительствуют Лайошу Второму, королю Венгрии и Чехии, поэтому он также осмелел. Наши злейшие враги укрепили свой союз, женив Лайоша на сестре короля Карла.

Сулейман вскочил с места и воскликнул:

— Их брак ненастоящий и никогда не будет настоящим!

Француз зашатался и встревоженно попятился. Все телохранители Сулеймана сделали шаг вперед. В солнечном свете, проникающем сквозь отверстия, блеснули сабли.

Сулейман продолжал:

— Глупый мальчишка Лайош напрасно надеется, что его мелкая, дряблая плоть способна объединить две нахальных семьи. Неужели он не понимает, что Карл собственным мечом разрубит их союз в тот же миг, как Габсбурги одержат верх на континенте?

— Д-да… это так, господин, и все же Лайош шлет в помощь Карлу свои войска. Он может отправить их либо на запад, в земли Лилии, либо на восток, в земли Полумесяца.

— Молчать! — в гневе закричал Сулейман.

Эмиссар упал на колени и заскулил от страха; лицо его почти сливалось с мраморным полом.

— Габсбурги и этот мальчишка никогда не раздвинут свои границы на восток. Полумесяц покраснеет от их крови, о чем им прекрасно известно! Сейчас мои войска вторглись в их земли и освобождают захваченные ими народы из-под ига Габсбургов!

В гневе Сулейман расхаживал по возвышению туда-сюда.

— Да… да, господин, — хныкал эмиссар. Из носа у него потекло на мраморный пол.

Сулейман посмотрел на распростертого у его ног человека и после недолгого молчания еще больше напугал эмиссара, сказав:

— Передай своему королю, что союз между Лилией и Полумесяцем еще возможен. Но не забудь сказать ему вот что: если он попытается мешать мне каким бы то ни было способом, наш западный поход не ограничится берегами Рейна…

В зале воцарилось молчание.

Французский эмиссар не смел встать. Он прижался носом к полу и как можно скорее пополз к выходу.

Сулейман наблюдал за ним, а затем с улыбкой повернулся к великому визирю.

— Тень Бога, то, что он сказал, — правда, — негромко заметил Ферхат-паша. — Много крови льется на севере, но там льется не только кровь венгров и Габсбургов.

— Знаю, мой великий визирь. Наш союз с Францией избавит Европу от непримиримых противоречий, раздирающих ее изнутри. И позволит теперешнему западному Возрождению расцвести во всей полноте и непогрешимой славе.