Не время умирать - Дмитрий Янковский

Она свернула на перекрестке на желтый свет, опасно подставляя правый бок машинам встречного потока, но по мере возможности набрала скорость и выскочила с полосы в последнюю секунду из-под огромного автобуса.

– Вот так-то наверняка. – Она выдохнула с облегчением.

– Только зачем? – Пичугин обернулся.

– Из вредности, – спокойно и серьезно ответила Наталья.

«Огонь, а не женщина…» – подумал Пичугин с растущей симпатией.

– У вас что-то с ногами, Олег Иванович?

Пичугин кашлянул, словно поперхнулся от неожиданности. Вот это переход!

– С чего вы взяли?

– Я врач, – пожала плечами Наталья. – Я вижу, когда человек ходит бережно. Словно испытывает боль в ступнях. Вот только не могу понять, что это у вас?

– Все правильно. Я десять лет работал на Семипалатинском полигоне, а у грунта доза больше, чем остается в воздухе. Как ни защищайся, но дозиметрист-поисковик всегда на переднем крае. Я не чувствую земли под ногами, вместо ступней будто поролон. Вот и ступаю как по битому стеклу. Боли нет, но боюсь оступиться.

Наталья не ответила, лишь, замедлив скорость перед поворотом, глянула на Пичугина взглядом, полным понимания и участия.

«Как бальзам», – подумал он и поймал себя на мысли, что хочет, до жара в ладонях, ощущать ее тело.

Остановившись у шлагбаума восемьдесят первой больницы, Наталья показала удостоверение охраннику, вышедшему в сопровождении полицейского с автоматом.

– Вам звонили? – спросила она.

– Так точно! – Охранник поднял штангу, и машина въехала на территорию.

– Не люблю фельдфебелей… – негромко произнесла Наталья. – Можно ведь говорить по-людски, нет, надо сделать морду кирпичом и отвечать как робот-солдат.

– А еще отвечают, дескать, не могу знать! – улыбнулся на ее ворчание Пичугин.

– Может, но не хочет, сволочь! – беззлобно добавила женщина. – Потому, что это налагает ответственность. А брякнешь это «не могу знать», и вроде как взятки гладки… Я ни при чем, и морда кирпичом.

В кабинете инфекциониста на первом этаже взятого на карантин хирургического корпуса Наталья первым делом взялась за документы. Все выписки и ксерокопии были сложены в стопочку, а сама инфекционистка спокойно ушла домой, словно в отделении содержались не чумные больные, а прибывшие на плановое обследование школьные учителя.

Наталья достала мобильник, повертела в руках. Не было бы рядом Пичугина, она бы не смогла отказать себе в удовольствии устроить такую взбучку инфекционистке, что у бродячих собак за МКАДом шерсть встала бы дыбом. Разговор был бы короткий, но содержательный, и тогда судьба сотрудницы больницы повисла бы на волоске. Но, по сути, это бы мало что изменило, только бы испортило жизнь, возможно, неплохому человеку, чьей-то дочери, возможно жене. Наталья таких резких движений старалась избегать по возможности. Вот была бы она капитаном пиратского фрегата, тогда точно повесила бы инфекционистку на рее без малейших сомнений, как разгильдяя и дезертира. По сути, чисто формально, ничего не мешало сейчас и Наталье отправиться домой, отдыхать. Но не позволял профессиональный долг, а также ясное понимание серьезности происходящего, что это не учения, как руководство штаба пытается убедить себя.

В небольшом помещении все было организовано на скорую руку, почти все пространство занимали стол, два стула, настольная лампа и телефон. Окно было замазано белой краской.

«Бывший отстойник», – догадалась Наталья.

Отстойником на больничном жаргоне называлась палата, куда помещали неадекватных или пьяных, доставленных силами «Скорой» на несколько часов. В комнатку выходили санузел с душем и кладовка.

За входной дверью остался просторный холл приемного отделения. В общем, все разумно. Завтра тут будет не протолкнуться от родственников с передачами для больных и карантинизированных, а врачу придется отдуваться за все. Пусть отдыхает, у нее будет трудный день.

Наталья принялась разбирать документы и сказала:

– Олег, бери лист бумаги, ручку и будешь составлять схему, а я постараюсь из протоколов и эпидемиологических анамнезов составить более-менее понятную картину развития событий. Мне нужно доказать свою версию, иначе городу грозит беда, эпидемиологическая ситуация, лагеря за МКАДом, карантинные посты на въезд и на выезд.

– Не сгущаешь краски?

– Нет. Я уверена в своей правоте.

У Пичугина заныло сердце. У него был аргумент ее правоты, но он, по сути, не имел права его разглашать. Но, с другой стороны, Наталья за короткое время сделалась для него почти близким человеком, а Ковалев за пять лет знакомства вызывал только все большую неприязнь и настороженность.

– Наташа…

Пичугин произнес ее имя несколько иначе, чем она представилась и чем ее называли другие. Произнес и поразился, какое оно мягкое и теплое, как плюшевая игрушка, к которой дети прижимаются щекой, когда одиноко.

– Что? – Она отвлеклась от бумаг.

– У меня есть важные для вас данные, – решительно заявил Пичугин. – Возможно, они помогут тебе разобраться. Но дело в том, что я не имею права их разглашать. Я хочу попросить, чтобы ты не бросалась с ними в бой, не начинала никого клеймить в разгильдяйстве, а сначала бы проанализировала их.

– Ты хочешь сказать, что без необходимости их не надо озвучивать?

– Именно так. Мне голову снимут. Но я понимаю, какая на тебе ответственность, и готов… – Пичугин запнулся, не зная, стоит ли заканчивать фразу, не слишком ли много в ней патетики, но решил договорить. – Я готов эту ответственность с тобой разделить.

Наталья отвела взгляд лишь на миг, но Пичугин понял, что ей нужен был этот миг, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Хорошо, – ответила Наталья, снова глянув на собеседника.

– Есть еще один заболевший. Тяжелый.

– Где?! – Наталья невольно вскочила со стула.

Пичугину пришлось придержать ее за локоть.

– Успокойся, я же просил.

– Ничего себе! – Наталья села. – Где он? Откуда известно?

– Это ученый и офицер. Крайне засекреченная личность. Я даже фамилию сказать вам не могу. В возрасте. Он ощутил первые признаки недомогания около полудня, находясь на смене в секретном бункере.

– Ничего себе! – повторила Наталья и закусила губу. – Сколько там человек?

– Я точно не знаю. Но, судя по записи с камер, человек пятнадцать только операторов. Но там еще обслуга, техники, механики.

– Ясно. – Наталья справилась с эмоциями и превратилась в ту, которую Олейник прозвал «железной кнопкой».

– Бункер заблокировали, предполагали диверсию именно против этого засекреченного человека с применением или яда, или бактериологического оружия. Но мне удалось доказать Ковалеву, что диверсия маловероятна.