Женщина перемен - Алла Холод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В полдень позвонил Илья. Он, разумеется, не мог знать о том, что у меня день рождения, но мое приподнятое настроение почувствовал по телефону.
— У тебя праздник? — поинтересовался он.
— Почему ты так подумал?
— У тебя такой голос… — Он слегка замешкался. — Я, пожалуй, ни разу не слышал такого твоего голоса.
— Ты хочешь сказать, что обычно я звучу, как старая скрипучая Баба-яга? — беззлобно проворчала я.
— Нет, просто ты девушка томная и несколько меланхоличная, — заметил Илья, — и голос у тебя соответственный.
— Томная и меланхоличная?! — Мне вдруг стало так смешно и весело, что я рассмеялась в трубку. — Никто мне еще не говорил, что я томная девушка.
— Так что за праздник-то?
— Просто день рождения, — сообщила я.
— Поздравляю! — пробурчал Илья. — Могла бы и вчера сказать, я бы хоть подарок тебе купил. Поздравил бы.
Мне показалось, что у него испортилось настроение. Он представил себе, как с утра пораньше меня поздравил муж и как приятно мне это было, раз я щебечу в несвойственной мне манере. Он ревнует, догадалась я.
— Значит, сегодня вечером ты наверняка занята? — спросил он в подтверждение моей догадки.
— В два часа я еду к родителям на обед, — сообщила я, — в восемь муж пригласил гостей, у нас встреча в ресторане. Так что днем у меня уйма свободного времени.
— Ну хоть что-то… Буду рад, если ты выкроишь для меня часок в своем графике.
Обижается и ревнует, утвердилась я в своем мнении. Наверняка он сам был в замешательстве. Между нами что-то произошло, но ни он, ни я пока не могли сказать, что именно, насколько это важно для нас обоих. Возможно, Илья ожидал, что я задам какой-то тон нашему будущему общению, и я не оправдала его ожиданий. А может быть, он боялся последствий того, что между нами случилось, но я своей веселостью нарушила нарисованную его воображением картинку, приведя его в замешательство. Возможно, он ожидал, что я буду умирать от нетерпения и страсти, и побаивался этого, а я вместо того выкраивала для него какой-то жалкий часок своего праздничного дня… Если честно, в тот момент мне не хотелось анализировать чувства мужчины, который мог бы упростить задачу и сам мне о них рассказать. Ну а если не расскажет, значит, не пришло время.
Я отогнала прочь не праздничные мысли и сосредоточилась на себе. Мне хотелось выглядеть на все сто, и через некоторое время я достигла своей цели. В половине первого я вызвала такси и отправилась на обед к родителям. Всю дорогу я ощупывала рукой прохладный металл, покоящийся у меня на шее. Птица с рубиновыми крыльями так заворожила меня, что было даже удивительно, как я прожила столько лет без нее.
Надеюсь, я обрадовала маму и отца, которые смотрели на меня с удовольствием и нежностью. Бедные, они ведь, наверное, так устали от моего бесконечного упадничества, от опущенных уголков губ, от слез, которые — пусть и невыплаканными — постоянно стояли в моих глазах. Мама считала, что я гневлю бога. Пусть он забрал у меня голос, но у меня есть любящий муж, который обо мне заботится, достаток, который позволяет не думать о завтрашнем дне. Мама считала, что я должна родить ребенка. Она была уверена, что он наполнит мою жизнь смыслом, поглотит все мысли и свободное время. Наверное, так и нужно было сделать. Что меня останавливало? Я не пыталась разобраться в себе, чтобы ответить на этот вопрос. Просто инстинктивно чувствовала что-то, чему не могла найти названия. Или оправдания? Но в любом случае момент, когда следовало воспользоваться ее советом, давно прошел. Сейчас начался какой-то другой этап в моей жизни. Пока непонятно, что он мне сулит, но что бы это ни было, это уже не будет глухой тоской. Это не будет судорожным глотанием виски в тишине своей комнаты. А всего остального я не боюсь. Сердце замирало от трепета. У меня было такое чувство, точно я стою на сцене перед плотно закрытым занавесом. Вот-вот зазвучит увертюра, вот-вот тяжелые шторы придут в движение. Мое сердце бьется как сумасшедшее, кровь пульсирует, в висках стучит. Я замираю от волнения: сейчас откроется занавес, и мне откроется зрительный зал. Но я не знаю, какая музыка будет звучать и какую партию мне придется петь.
За праздничным столом я выпила два бокала сухого шампанского, съела утиную ножку с яблоком и ровно в два отправила Илье эсэмэску с адресом своих родителей, чтобы он мог меня забрать. Через полчаса в ответ пришло всего два слова: «карета подана», и я стала собираться. Кончиком пальца я отодвинула штору и увидела на противоположной стороне улицы машину Ильи. Я находилась в полной уверенности, что мои маневры у окна остались незамеченными, но, повернувшись, натолкнулась на встревоженный взгляд мамы.
— Ты умная девочка, — ласково сказала она. — Ты ведь не наделаешь никаких глупостей?
— Не волнуйся, мама, все будет хорошо, — ответила я и поцеловала ее в лоб.
Когда я ушла, мама так и осталась стоять у окна перед шторой. Боковым зрением я заметила или, может быть, почувствовала, что она наблюдала, как я перешла через дорогу и села в машину, в которой меня поджидал незнакомый ей мужчина.
— Сколько у нас времени? — деловито спросил Илья, когда я еще только усаживалась в машину.
— Может, сначала с днем рождения поздравишь, джентльмен несчастный?
— Это опять же в зависимости от времени, — не глядя на меня, пробурчал он. — Если ты уделишь мне драгоценных полчаса, то я, пожалуй, поздравлю прямо сейчас да и поеду. Если больше — тогда повременим с поздравлением.
Пробубнив эту обиженную тираду, он повернулся ко мне лицом и уставился прямо в глаза. В эту минуту он показался мне еще более красивым, чем прежде, и еще больше напомнил образ падшего ангела: его точеные черты, идеальные каждая сама по себе, в совокупности наводили на мысли, далекие от безгрешности. Мне неудержимо захотелось его поцеловать, и я сдержала себя огромным усилием воли.
— Мы можем куролесить до самого вечера, а точнее, до половины восьмого, — сообщила я, чувствуя, как предательски загораются мои щеки, выдавая едва скрываемое желание.
И, спохватившись, добавила:
— Только не очень сильно. Чтобы мне потом не опозориться.
Илья усмехнулся и рванул с места.
Пока мы ехали, начался снегопад, крупные хлопья кружились в воздухе, под ногами, пока мы шли к подъезду, весело скрипел свежевыпавший снег. Съемная квартира Ильи в тот день мне показалась удивительно уютной и обжитой. Мой кавалер, пока я была у родителей, все-таки успел приготовиться. На тумбочке в прихожей стоял замысловатый букет, доминантой которого были орхидеи. Как жаль, что я смогу только полюбоваться им и не смогу взять с собой!
— Это все, что я успел, — как бы оправдываясь, проговорил Илья. — Давай-ка я тебя раздену.
Он снял с меня меховое пальто, такое шикарное, что я очень редко его надеваю (не в питейных же заведениях демонстрировать стриженую итальянскую норку!), вышел за дверь, бережно стряхнул с него снег и повесил на вешалку. Сегодняшний день я сочла достойным этого пальто и уже была вознаграждена за это, ибо Илья смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Светлая норка, такая элегантная и воздушная, очень шла мне. В гостиной горели настенные светильники, шторы были наполовину прикрыты — Илья старался создать атмосферу интимности и уюта. Он все-таки кое-что успел: на столе стояли вазочка с красной икрой и тарелка с тончайшими кружевными блинчиками, салат из авокадо с креветками и три бутылки: шампанского, коньяка и красного французского вина. Он даже успел поставить на стол два прибора.