Айн Рэнд - Михаил Григорьевич Кизилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре к пароходу пришвартовался катер с представителями американских таможенных служб. Все пассажиры, впервые приехавшие в США, должны были собраться в салоне и предъявить документы. Пограничник, проверявший бумаги, немало повеселился, узнав, что у Алисы всего 50 долларов: «Что вы собираетесь с этим делать?» Однако для нее это была немалая сумма.
После проверки документов Алиса вернулась в свою каюту. К ее немалому изумлению, там ее ожидала невысокая темнокожая женщина с ее фото в руках. «Вы кто? – изумленно спросила Алиса. – И откуда у вас моя фотография?» Вскоре выяснилось, что чикагские родственники не смогли приехать лично и прислали сотрудницу Общества помощи путешествующим встретить ее. Алиса почувствовала некоторое разочарование. Тем не менее через несколько минут, около семи часов вечера, она, забыв все треволнения и разочарования, стояла на пристани на реке Гудзон. Шел снег. Сквозь слезы и тающие снежинки она видела город своей мечты с сияющими небоскребами.
«Сидя на вершине мира»
Первые дни в США Алиса провела в Нью-Йорке, в доме друзей ее американских родственников. Эти волшебные дни писательница всегда вспоминала с дрожью в голосе и со слезами на глазах. Она никогда не переставала обожать свою новую родину – это была любовь с первого взгляда. В конце жизни Айн Рэнд скажет:
«Америка – это самая лучшая страна на свете. Нет – это единственная страна».
В Нью-Йорке она прошлась по Бродвею, а также посмотрела в кинотеатре фильм «Морской зверь» – адаптацию знаменитой новеллы Германа Мелвилла «Моби Дик». Однако больше всего ее увлекала урбанистическая поэтика нью-йоркских небоскребов, увидеть которые она мечтала еще в России.
Через неделю Айн (так мы теперь будем ее называть – к тому моменту она уже неофициально изменила имя) отправилась на поезде к своим родственникам в Чикаго. Однако юную иммигрантку не занимал мелькающий за окном бесконечный пейзаж. Она думала совсем о другом – о своем будущем. Во-первых, у нее было всего около шести месяцев, чтобы решить проблему легализации постоянного пребывания в Америке. Айн принципиально не собиралась следовать советам уехать на время в Мексику или Канаду, а потом вернуться в США без визы. «Я не хочу жить здесь нелегально, – говорила она. – Когда-нибудь я стану знаменитой – и тогда об этом станет известно». Во-вторых, бережно прижимая ногами печатную машинку к стенке вагона, она размышляла о том, каким путем легче всего достичь известности. Айн понимала, что ее английский слишком далек от совершенства, чтобы она могла на нем писать прозу. И тогда ее осенило: для сценариев немых фильмов не надо в совершенстве владеть языком! Таким образом, она окончательно решила, что для начала проведет какое-то время у родственников в Чикаго, напишет несколько сценариев, а потом поедет в Голливуд, чтобы продать их.
Хотя ни одно ее художественное произведение пока не было опубликовано даже на родном языке, Айн не испытывала никаких сомнений в том, что ее творчество найдет признание. Возможно, эта уверенность подкреплялась тем фактом, что даже в Советском Союзе ей удалось напечатать две публицистические работы – и какие: брошюрки о враждебном для советских пролетарских масс буржуазном Голливуде!
На вокзале в Чикаго ее ждали улыбающиеся родственники: кузины Минна, Анна, Гертруда, тетя Сара… Несмотря на теплый прием, у Айн остались не самые приятные впечатления от Чикаго. Она вспоминала:
«Мне исключительно не понравился Чикаго. Я чувствовала себя так, как будто всё еще не нахожусь в американском городе. К тому же после Нью-Йорка я чувствовала, что у меня нет никаких прав ни на что другое [за исключением работы], – сейчас стоит вопрос жизни или смерти, я должна продать что-то [из написанного], я должна обустроить себя».
Почти всё время она писала сценарии. Единственным развлечением были прогулки с родственниками и посещение кинематографа. Как уже упоминалось, тетя Сара владела небольшим кинотеатром, в котором к тому же работала по вечерам в качестве тапера. Поэтому Айн почти каждый день бесплатно смотрела новые фильмы и, кстати, тем самым улучшала свой по-прежнему неуклюжий английский.
Первоначально предполагалось, что Айн будет жить в семье Анны Стоун в течение всего пребывания в Нью-Йорке. Но этот план пришлось несколько раз переиграть. По словам другой тети Айн, Минны Гольдберг, у гостьи из СССР были «очень странные привычки», которые Анна не смогла вынести. По этой причине новоявленная иммигрантка вскоре переехала к тете Минне. Однако через пару месяцев и та устала от племянницы – и вновь отослала ее к Анне; эти переезды повторялись еще не раз.
Что же так раздражало родственников в Айн? Как мы помним, в Петербурге – Петрограде – Ленинграде Алиса была любимицей семьи, ей разрешалось практически всё. По этой причине она совершенно не считалась с желаниями и привычками людей, у которых жила в Чикаго (и не только). К примеру, живя в семье работавшего с утра до вечера Гарри Портного, она начинала печатать на машинке около полуночи, а заканчивала рано утром, когда родственникам уже надо было собираться на работу. Спать под стук клавиш машинки было практически невозможно. Однако Айн принципиально не работала днем. Быть может, ей было сложно перестроиться из-за восьмичасовой разницы во времени между Нью-Йорком и Ленинградом? Но в любом случае следовало быть более внимательной к приютившим ее людям.
Другой пример: прежде чем принять ванну (а делала она это всегда поздно ночью), Айн предварительно надолго открывала кран, считая, что только так сможет обезопасить себя от бактерий. Минна вспоминала: «Если замолкала печатная машинка, то нам не давал спать звук текущей воды». Увы, как в этом, так и во многих других случаях Айн Рэнд твердо следовала провозглашенной ею концепции индивидуализма и не обращала внимания на чувства окружающих.
Интересно, что, несмотря на периодически вспыхивавшую тоску по родине, она вообще не говорила о своей семье, оставшейся в СССР. Это удивляло ее американских родственников. И всё же это было объяснимо: жизнь в России осталась в прошлом, будущее было связано только с Америкой, с писательской деятельностью и с карьерой – и лишь это для нее было важно. К тому же американские родственники, видимо, не знали, что Айн постоянно писала своим родным – и в письмах говорила о тоске по семье.
По воспоминаниям Минны Гольдберг, юная иммигрантка была совершенно счастлива в эти дни. Она много пела; любимым номером было исполнение песни «I’m Sitting on Top of the World» («Я сижу на
