Мемуары посланника - Карлис Озолс

Тут необходимо некоторое пояснение. В дипломатическом мире немало историй, когда посол или посланник, высшие представители страны, не всегда могли найти нужный контакт со своим военным атташе. Военные представители не зависят от министерства иностранных дел, им предоставлена значительная самостоятельность действий, потому они вершат свою политику, не всегда согласованную с общей. Отсюда несогласия между посланником и военным представителем и, следовательно, явные и тайные конфликты. Поэтому иные послы, например француз Эрбетт, принципиально не желали иметь военного представителя. Двойственность власти часто служила источником недоразумений. И это одна из причин, породивших «дело» Бирка.

Теперь остановимся на второй стадии этого «дела». Бирка вызывают в Эстонию и предлагают занять пост министра иностранных дел. Он соглашается. Однако, предвидя недолгое существование кабинета, дает согласие с тем условием, что за ним остается должность посланника. Министром он пробыл весьма недолго. Кабинет вскоре сменился, и за это короткое время обострились его отношения в Эстонии.

Прошло некоторое время. Я собирался на два месяца в отпуск, который хотел провести в своей усадьбе Приекуле недалеко от Либавы. Перед самым моим отъездом из Москвы Бирк приехал ко мне еще раз, очень нервничал, говорил об интригах, хотя я ничего страшного не подметил. Между прочим, он сказал, что поедет куда-нибудь отдохнуть, минуя Эстонию, вернее всего на юг Европы. Мы дружески простились, ничего зловещего я не ожидал.

Прошла какая-нибудь неделя, я был уже у себя в Приекуле. Вдруг получаю телеграмму из Риги. Меня с семьей на следующий день, в воскресенье, собираются навестить советский посланник в Латвии Черных и торговый представитель Шевцов со своими женами. Мы были рады их приезду. Перед обедом мы прогуливались по берегу пруда, и тут мне принесли утренние газеты. На первых полосах, к моему крайнему изумлению, напечатано наисенсационнейшее известие: «Эстонский посланник – шпион» и т. д. Меня это взволновало до последней степени. Я громко, не сдерживаясь, сказал:

– Это черт знает какое безобразие! Я сейчас же выступлю в защиту Бирка.

Черных, испугавшись, ответил:

– Ради бога, не вмешивайтесь в это дело!

Я промолчал, но внутри у меня все перевернулось. Я догадался, что Черных и всей его компании все было известно заранее, по крайней мере днем раньше, а мне об этом не сообщили намеренно и, вероятнее всего, по этому делу и приехали ко мне, чтобы воздействовать соответствующим образом. Они хотели, чтобы я, друг Бирка, «не вмешивался». Прекрасно отдавая себе отчет во всех возможных последствиях таких действий, я тут же решил для себя, что поеду в Ригу вечерним поездом. На другой день, в понедельник, узнав, что я приезжаю, журналисты ожидали меня в министерстве иностранных дел. Я встретил их довольно сердито и сказал:

– То, что происходит сейчас вокруг посланника Бирка, напоминает бандитизм на Митавском шоссе.

Дело в том, что в то время на Митавском шоссе орудовали замаскированные разбойники, нападали на проезжающих, грабили и стреляли. Словом, настоящий бандитизм. Надо было видеть, как после этого все обрушились на меня как на защитника шпиона! Даже хотели освободить от должности посланника. Дело дошло до президента государства Чаксте, которому я сказал:

– Если нужно, я в любой момент готов покинуть пост, но я не в силах идти против своей совести, гражданского долга и молчать о деле Бирка, которого хотят уничтожить.

Президент всецело принял мою сторону:

– Вы поступили благородно, и пока я президент государства, вас никто не тронет. Спокойно работайте.

Тем не менее мое выступление в защиту Бирка сыграло свою роль, дело приобрело совершенно иной привкус, и я был удовлетворен. Правда, прочитав позднее объяснения Бирка в советских газетах, я был недоволен, хотя он свою статью заканчивал спокойно и твердо: «Совесть моя чиста, я глубоко убежден, что действую на благо своего народа». Мне не понравилось, как он публично подтверждал, что СССР окружен военным союзом под руководством Польши. Это было и неуместно, и неправильно, но так хотели большевики. Тогда я, конечно, не знал, что именно происходит с Бирком в СССР, давал он печатные объяснения по доброй воле или по принуждению.

Как выглядело это дело с точки зрения понимания Москвы и в ее толкованиях?

Коллеги встретили меня очень радушно и благодарили за то, что я выступил в защиту Бирка. В первый же день после приезда у меня побывали французский посол Жан Эрбетт и английский представитель сэр Роберт Ходсон. Оба живо интересовались делом, понимали его происхождение, отлично разбирались во всех вопросах, связанных с этой историей. Все, что произошло с Бирком, Роберт Ходсон возмущенно охарактеризовал словами: «Absolutely stupide»[11].

Да, действительно, настоящее умопомрачение. Как можно было забыть, что Бирк – посланник самой Эстонии. Чем хуже он, чем сильнее оклеветан, тем хуже для самой страны, в данном случае Эстонии. Но страсти разгорелись, и в этом пожаре даже министры перестали думать о последствиях.

В Москве, судя по многочисленным свидетельствам и рассказам самого Бирка, дело рисовалось так: «В 1924 году в числе подсудимых оказался арестованный перед тем по обвинению в шпионаже чиновник эстонского консульства в Петрограде Ростфельдт. Он, в частности, признался, что собирал материалы, которые в РСФСР подводят под статью о шпионаже с высшей мерой наказания, и оговорил еще несколько служащих консульства в Петрограде и Москве, в том числе и майора Мазера, военного атташе при посольстве. Бирк в своих нотах Наркоминделу горячо и резко протестовал против ареста Ростфельдта и требовал его освобождения до разбора дела и открытого признания Ростфельдтом своей вины в суде. Бирк также считал необходимым, чтобы оговоренные были отозваны в Эстонию из соображений приличия и просто безопасности. В Эстонии же, в особенности в военных кругах, находили, что надо как-нибудь защитить майора Мазера, несмотря на оговор Ростфельдта, получившего вскоре после процесса место на советской службе и даже с командировкой за границу. Мазера, оговоренного Ростфельдтом, Бирк все же считал скомпрометированным уже тем, что он не распознал в Ростфельдте агента ЧК и ему доверял. По настоянию Бирка Мазер был отозван, таким образом, случился явный разлад между Бирком и военными кругами. Это назревало уже давно из-за расхождения во взглядах по поводу взаимоотношений между Эстонией и СССР. Бирк с самого начала придерживался той позиции и наставлял в том же духе подчиненных, что Эстония, ее представительство, как и все служащие консульства и посольства должны выказывать лояльность к СССР. Майор же Мазер придерживался иных убеждений, у него через известного чекиста Оперпута завязались связи с разоблаченной к тому времени чекистской организацией «Трест», тогда выставлявшей себя комплотом русских монархистов и снабжавшей Эстонию и еще 26 «пунктов» фальшивыми и устаревшими сведениями о внутреннем положении и военных приготовлениях СССР. Помощником Мазера был Роман Бирк, который настолько компрометирующе вел себя в среде служащих посольства, что А. Бирк настоял на его отставке, несмотря на крайнее недовольство Романа Бирка и его начальства. Отношения посланника и военных еще более обострились, впоследствии, уже во время процесса посланника Бирка в Эстонии, представители Генерального штаба также признали на суде, что Роман Бирк был агентом ГПУ уже во время его командировки в Москву, в помощь майору Мазеру. Посланник Бирк оказался здесь, правда, более прозорливым, чем военное начальство майора Мазера и Романа Бирка, тем больше оснований имело ГПУ точить против него оружие. У ГПУ было и больше шансов на успех, ему следовало только использовать эти обостренные отношения между посланником и военными кругами.