Тайнопись - Михаил Гиголашвили

Честная еще предельно была эта вегетарианка: как с кем-нибудь перепихнется, тут же мне и сообщает — честность, значит, свою заоблачную показывает. И как-то не доходит до нее, что от такой честности ревность и боль только усиливаются. А если скажешь что — нибудь в ответ — то удивляется: «Но это же к тебе не имеет никакого отношения! Мое тело — кому хочу, тому даю, никого не касается, это мой принцип!» Сильный резон, согласись, но повсеместно практикуемый.

Не поступаются принципами. Не могут поступиться. И не желают. Хотя, что самое смешное, эти принципиалки во время отпуска (а отпуск в году на несколько отрезков делится) почти официально имеют право птичковаться и воробейничать с кем угодно. До отпуска и после — нет, а во время — да. На то, дескать, и отпуск, чтобы отпуститься с поводка, а когда я отдыхаю — то делаю, что хочу: хочу — мороженое ем, хочу — лижу малайцам яйца, мое, дескать, тело и право, и ракушка моя личная и приватная, как желаю, так ею и распоряжаюсь, ни мужа, ни детей, ни тем более свекрови со свекром это не касается.

Вот такая супружеская верность по-европейски, принцип невмешательства с принципом сепаратизма соседствует. И всех это вполне устраивает. А малайцы, небось, вместо пива чистый кокос пьют, а если с пальмы спуститься соизволят — так и свежим женьшенем простату обмоют, не чета гнилым европейским пришлёпкам.

Ладно, разные попадались. Вот была одна садистка средних лет, но с фигурой. (Фигуры и бюсты у них есть, этого не отнимешь, за это на многое глаза закрыть можно). Так вот эта садистка пригласит в гости и сидит себе, телевизор смотрит. И ты сиди, смотри, не рыпайся. И не тронь, разумеется. Садо-мазохизм называется, СМ. А как она свое садистское удовольствие получит, потом, пожалуйста, трахай ее сколько влезет, только корректно и «без всяких развратных поз», а если чего вякнешь — то холодно так ответит: «Скажи спасибо, что свет не выключила и коньяк не спрятала!»

Или начнет, например, внимательнейшим образом дату годности на презервативе изучать — не просрочена ли случаем?.. Сперва очки ищет, потом цифирьки разбирает. Вначале сообщит, что времени для птичкованья мы имеем с 11.30 до 12.15, ей на работу рано вставать. Потом мазями мажется, постель стелет, одежду раскладывает, носочек к носочку, трусы разглаживает, лифчик развешивает, чтобы не помялся, не дай бог… Словом, только завещание остается написать. Ну а как за полночь перевалило — все, шлюс, спать пора. Принципы, брат, ничего не попишешь.

Была тут еще одна старая рухлядь, так она, проклятая, вообще чуть меня не угробила, до сих пор не знаю, как спасся. Она, ведьма, на свете больше полувека прожила и не знает, что член нельзя как насосом втягивать, что существует т. н. «головка», на которой расположены т. н. «нервные окончания» (и даже в большом количестве, как известно из анатомии 8 класса). И что если эту несчастную головку изо всех сил втягивать в себя, как пылесосом, да еще клыками поддевать, то этому даже два больших «Смирноффа» не помогут, только чистый медицинский спирт с морфием или общий наркоз с аминазином. И тянет она его обязательно куда-то вниз. Объясняешь ей сто раз, что когда он вниз смотрит — он писать, а не трахаться хочет. Так нет, как об стенку горох, забывает каждый раз, да еще огрызается: «Другие молчали, а ты что, особенный, что ли?..» Конечно, малайцам после кокоса и женьшеня все равно, куда и как пихать, а я все-таки бледнолицый, с остатками нервной системы, меня это удручает.

И насчет клыков я ей часто пытался объяснить: и на словах, и на пальцах, и на схемах, на бумаге (наши девочки эту нежную ласку в крови несут, с генами). Теоретически как будто врубалась, буклями жидкими трясла, но как до дела доходило — рвет, как немецкая овчарка белорусского партизана, полный каракас! (Это по ТВ дикторы шутили: в Школе оргазма, мол, одна дама, вместо того, чтобы во время тренировочного минета ласково произносить учебное слово «Ве-не-су-е-ла» с членом во рту, вдруг в панике забыла слово и прокаркала во всё воронье горло: «Ка! Рра! Кас!» — отчего партнер чуть не отдал богу душу и хвост).

Они так этого равенства жаждут, что даже до смешного доходит. Сосед буквально вчера жаловался: немка ему не дала, потому что, как потом выяснилось по ее же словам, он был «приторно вежливым» — это значит: зажигал спички, когда она брала сигарету, подливал в бокал, когда тот был пуст, и хотел помочь надеть плащ, когда она собралась уходить. Если равноправие — то равноправие, и нечего унижаться, она это всё так поняла. И не дала из вредной злобы.

Так что, брат, когда в Европу соберешься — то забудь всё, чему тебя учили в детстве, и если увидишь у женщины во рту незажженную сигарету, то не вздумай щелкать зажигалкой, а вырви эту сигарету и выбрось в мусор, ибо курить вредно! Можешь даже легкую пощечину дать, для полного равновесия. Или ноги на стол положить, по примеру далеко продвинутых в этом деле америкашек. Всё лучше, чем пальто подавать и душу живую унижать.

А вообще — тяни себе, родной, наших баб с легким сердцем и радуйся. А про немок знай, что они в лучшем случае машины, а в худшем — пулеметы. И не знаю я, голубая ли у них кровь, но что холодноватая — это точно. И по злобе ли они не кончают или из эмансипационных соображений — точно сказать не берусь, но факт повсеместно дебатируемый.

В заключение хочу поведать тебе, что среди немок, во объяснение их холодности, бытует миф о том, что у каждой женщины где-то там, внизу, на пересечении меридиан и параллелей, есть таинственный, заманчивый и загадочный Г-пункт, найти который так же трудно, как и пещеру Аладдина. Мало кому это удается. Но его следует всё время искать. И поверишь ли, родной, даже старые ведьмы, одной ногой в половой могиле стоящие, у которых и климакс-то давно закончен, склероз в разгаре и маразм на подходе — и те мечтают найти сей аленький цветочек. Так что, думаю, господин Зигмунд Фрейд недаром появился именно там, где появился, хвост им всем в ракушку!..

1994, Германия

Михаилу Синельникову

I

Дорогой друг! Ты опять просишь развлечь тебя чем-нибудь интересным. Разве тебе было мало последнего ночного звонка?.. Моя громкая разговорчивость тогда мне дорого обошлась — как в марках, так и в доносе, который тут же написали благочестивые соседи-немцы, у которых всегда ушки на макушке, особенно в 4 часа ночи и в этой тишине, где после десяти засыпают не только птицы, но и люди. Да что же делать, если друзья по разным континентам раскиданы — где-то утро, где-то полдень, а у кого-то вообще темная беспросветная ночь?.. Уж и не поговорить с ними, душу не отвести?.. Ладно. Попытаюсь по ходу письма развлечь тебя всякой всячиной, что на ум придет, из эфира выудится.

Что нового может происходить?.. Старый Свет, всё по-прежнему. Погода весь год стоит мерзкая, просто душа ноет. И люди какие-то присмиревшие, от погоды ли, от хорошей жизни или от демократии — не знаю, трудно сказать, но всюду тихо, а шумно только там, где шуметь положено. Кстати, для прогноза погоды (обычно плохой) тут найден простой, но сильный ход, а именно: жизнерадостный телеведущий в зелено-желтом пиджаке и оранжевом галстуком бодро рассказывает, что вообще-то погода у нас в Германии всегда хорошая, да вот из Финляндии циклон идет, со стороны Франции тучи, как всегда, бухнут, из Голландии дождями тянет, не говоря о России, откуда одни смерчи, морозы и неприятности, особенно «aus Sibirien» (на эту «Сибирию» уже много всякого прошлогоднего снега списано). А так погода у нас о'кей. И зритель понимает, что к чему: у нас всё хорошо, но, как обычно, противные соседи гадят. Приструнить бы их, да демократия не позволяет. К сожалению.