Тактика победы - Михаил Кутузов

И как они не соглашались сдаться военнопленными, решаясь лучше умереть, то подполковник Энгельгардт, видя силы их еще достаточными к продолжительному защищению в укреплениях и не желая жертвовать напрасною потерею людей, выпустил из нижнего редута и тет-де-пона более 400 человек на капитуляцию, взяв при сем в нижнем редуте одну пушку, другая же, по показанию турок, утонула вместе с людьми, бывшими на тех лодках, которые намерены были уйти в Лом.

Таким образом, сражение кончилось. И остров сей, столь для нас значительный, остался в руках победителей. По самовернейшему замечанию и по собственному показанию турок, силы их на сем острову с прибывшими из Лому подкреплениями простирались до 1500 человек, из коих большая часть убиты и потоплены; сверх того неприятель потерял 12 больших лодок, потопленных вместе с людьми.

С нашей стороны убиты: адъютант мой кавалергардского полка корнет Обресков и 27-го егерского полка подпоручик Гренгаммер да нижних чинов 17; ранены: 1 штаб-, 5 обер-офицеров и 77 нижних чинов.

Храбрые наши солдаты имели в сем деле значительную добычу в деньгах и оружии.

Между тем для большего повреждения неприятельской флотилии, у Лому находящейся, подполковник Энгельгардт устроил на правом берегу острова против неприятельской флотилии батарею о 10-ти орудиях.

29 августа с обеих сторон острова флотилия наша подошла к неприятельским судам на картечный выстрел и вместе с батареею производили ужасный вред оной, разбив до 30 судов, из коих многие потопли. 31 августа, 1 и 3 сентября таковым же бомбардированием истреблено много неприятельской флотилии, из коей самую малую часть принужден он был оттаскивать в город, дабы скрыть от поражения наших выстрелов. Сверх того сам город и жители претерпели сильной вред от сего действия артиллерии и флотилии нашей. С нашей стороны ранены унтер-офицер 1 и 2 рядовых.

Письмо М. И. Кутузова Н. П. Румянцеву о прибытии в русский лагерь представителя великого визиря с предложением возобновить мирные переговоры

Секретно

Милостивый государь граф Николай Петрович!

Вчерашнего числа в восемь часов вечера получил я от генерала от инфантерии графа Ланжерона, командующего корпусом войск, ближайше к неприятелю расположенным, неожиданное известие, что к передовым постам нашим прибыл Мустафа-ага, чиновник, пользующийся доверенностью верховного визиря и тот самый, который неоднократно был от него ко мне с поручениями присылаем.

Он объявил, что имеет ко мне письмо. Когда же ему по повелению графа Ланжерона ответствовано было, что по причине пробития зори не может уже он быть пропущен, то Мустафа-ага объяснил, что сверх письма сего имеет он ко мне словесное от визиря поручение, по коему должен непременно меня в ту же ночь видеть.

Получа сие уведомление, приказал я допустить его ко мне и принял его в присутствии одного только переводчика Фонтона. Он вручил мне письмо от верховного визиря, заключавшее в себе просьбу переслать два других письма и деньги к находящемуся у нас в плену Ахмед-паше, потом объявил, что сие поручение, ему от визиря данное, было только наружным предлогом, но что главная цель его присылки ко мне состоит в словесном и доверенном объяснении относительно до мира.

Из прилагаемого при сем протокола сего свидания моего с турецким чиновником[65] изволите вы, милостивый государь, усмотреть во всей подробности предмет присылки его ко мне, доверенное объяснение, мне от него учиненное, и отзыв, какой почел я приличным ему сделать. Ваше сиятельство, может быть, найти изволите, что в ответе моем я более показал откровенности Мустафе-аге, нежели бы надлежало, но сие почел я нужным, дабы тем более побудить визиря к большей доверенности и к открытию формальных предложений.

Впрочем, разговор мой с турецким чиновником был не официальный, а доверенный, и отзыв словесный, причем я также взял предосторожность заметить ему, что все сказанное ему от меня относительно до некоторой отмены в первоначальных требованиях наших есть собственное мое мнение и последствием желания моего видеть конец войны и что мнение сие сообщаю я ему не официально, а только побужден будучи к откровенности доверенным подвигом самого визиря.

Прося Вас, милостивый государь, повергнуть к стопам Всеавгустейшего монарха нашего как настоящее мое отношение, так и прилагаемый у сего протокол, предоставляю себе, коль скоро визирь дает сему первому шагу, от него учиненному, какое-нибудь последствие, довести оное немедленно до сведения Вашего сиятельства.

С отличнейшим высокопочитанием и такою же преданностью имею честь пребыть Вашего сиятельства, милостивого государя, всепокорнейший слуга

Протокол переговоров, происходивших вечером 19 сентября между Его высокопревосходительством главнокомандующим и Мустафой-агой, офицером великого визиря

После обмена обычными приветствиями Мустафа-ага передал Его высокопревосходительству главнокомандующему письмо от великого визиря, являющееся сопроводительным к двум другим, адресованным Ахмед-паше, находящемуся в плену в России. К письму были приложены 5000 пиастров, посылаемых паше на его расходы.

Мустафа-ага заявил затем, что это являлось лишь видимым предлогом его миссии, придуманным для того, чтобы служить покровом для словесного поручения, сделанного ему великим визирем.

Он употребил следующие выражения:

Переговоры, происходившие в Бухаресте, не привели ни к каким удовлетворительным результатам, было невозможно достигнуть договоренности. Будет ли какой-нибудь предел пролитию крови? Великий визирь, воодушевленный искренним желанием положить конец несчастьям, которые причиняет народам война, предлагает Его высокопревосходительству главнокомандующему объясниться с полной откровенностью и договориться с ним относительно проведения спасительного дела.

Вследствие трудностей, возникших во время переговоров в Бухаресте, главнокомандующий, без сомнения, писал своему двору, чтобы поставить его в известность о положении дел, и он должен поэтому знать о намерениях своего государя.

Великий визирь, рассчитывая на присущие ему [Кутузову] чувства откровенности и лояльности, просит поставить его в известность, искренне ли желают мира. Великий визирь отмечает, что при данных обстоятельствах продолжение войны между Россией и Портой доставляет удовлетворение другим державам, с радостью наблюдающим, как уничтожают друг друга два народа, общие интересы которых должны бы быть едиными.