Тактика победы - Михаил Кутузов

С ответом моим[63] посылал я переводчика Антона Фонтона, предписав ему, не вступая ни в какие ни с кем политические объяснения, не устраняться, однако же, принимать все, что ему будет сказано для точного донесения мне. Чиновник сей во всей точности и со свойственною ему осторожностью исполнил приказание мое.

Возвратясь из турецкого лагеря, представил он мне письменное донесение, в подлиннике при сем на усмотрение Вашего сиятельства прилагаемое[64]. Разговор его с визирем, которого он знал лично, находясь с ним долгое время после сдачи Браиловской крепости, заслуживает по содержанию своему особенного внимания.

Я заметил, между прочим, что, говоря о невозможности надеяться скорого мира по совершенной противоположности обоюдных требований, прибавляет он: «Султан не может согласиться на заключение оного, доколе двор ваш настоять будет в сохранении за собою Молдавии и Валахии». Тут должно заметить, что визирь назвал сии две провинции, а не границу Дуная, из чего некоторым образом заключить бы можно было, что если бы мы не требовали именно оба сии княжества, а часть оных, то осталась бы еще надежда вступить по предмету мира в объяснения.

Другая статья рапорта переводчика Фонтона, не менее замечательная, есть рассуждение верховного визиря насчет неблагоприязненных против обеих воюющих держав расположений Франции, в подкрепление коего потребовал он от кегая-бея для показания Фонтону ноту, поданную Латур-Мобургом министерству оттоманскому, в которой старается он склонить Порту не заключать с нами мира. Крайне сожалительно, что кегая-бей по двукратному требованию визиря или не хотел показать той ноты, отговариваясь отсылкою ее в Шумлу к новому реис-эфенди, или что действительно ее с ним не было.

Не менее того я не полагаю, чтобы сие признание визиря было выдуманною уловкою. Впрочем, истина не скроется от проницательного разума Вашего сиятельства, а потому и ограничиваю я себя обратить внимание Ваше на сии две статьи.

Я заметил из донесения Фонтона, что Хамид-эфенди предписано от верховного визиря остаться в Бухаресте еще пять или шесть дней после приезда отправленного к нему курьера для ожидания от нас обещанного отзыва и что по прошествии сего срока имеет он требовать для отъезда своего нужных паспортов; а как курьер сей проехал через Зимницу 19-го числа сего месяца, то и счел я нужным снабдить предварительно г-на тайного советника Италинского для руководства его надлежащим наставлением на случай, если до отъезда турецкого чиновника не получит он от меня другого отношения.

Я просил Андрея Яковлевича, избрав из вещей, в комиссариатском комиссионерстве состоящих, приличные подарки, вручить их надлежащим образом как Хамид-эфенди, так и секретарю и драгоману его, находя сие соответствующим достоинству Его Императорского Величества и нужным для доказательства, что мы не имеем личного на Хамид-эфенди неудовольствия. Также предоставил я г-ну тайному советнику Италинскому вручить ему для доставления присланному ко мне чиновнику подарок, соответственный такому же, сделанному от визиря переводчику Фонтону.

При прощании предоставил я Андрею Яковлевичу, изъявив Хамид-эфенди сожаление свое, что предложенная было негоциация не только не имела желаемого успеха, но и самого почти начала, прибавить как собственное его рассуждение, что мы теперь более нежели когда-нибудь отдалены от благодетельной цели мира; Порта, доказав отдаленность свою от оного, ибо если б Хамид-эфенди сделал какие-нибудь со своей стороны предложения, то бы мы по крайней мере из такого подвига усмотрели желание Порты сблизиться с нами и тогда бы можно было от последствия времени питать себя некоторою по сему предмету надеждою.

Для сопровождения Х[амид]-эфенди до Зимницы или далее, если он на то согласится, назначил я переводчика Деодатия, чиновника усердного и осторожного, коего просил я Андрея Яковлевича снабдить инструкциею, в силе предначертанной Вашим сиятельством в депеше Вашей ко мне от 21-го июня.

Желая во всех отношениях исполнить Высочайшую волю Его Императорского Величества, от Вас, милостивый государь, мне сообщенную, поручил я г-ну тайному советнику Италинскому, взяв наперед все меры, дабы дать совершенную наружность справедливости сообщению его, объявить Хамид-эфенди при самом уже отъезде его, что он в ту же минуту получил от меня курьера с ответом, которого ожидали мы от министерства нашего и который поручено ему передать, т. е. что в сообщениях его двор наш не нашел никаких предложений к миру.

Что провинции, которых требуем мы признания за Россиею, в самом существе состоят уже в ее владении и занимаются российскими войсками, что самые меры, ныне с нашей стороны принятые, дабы вести войну оборонительную, показывают твердое намерение, не озабочивая себя новыми приобретениями, защищать сии провинции как нашу собственность, а что ежели Порта упорствует в том, чтоб возвратить себе оные, то пусть пытается искать того самого силою оружия.

Впрочем, полагаясь совершенно на известное благоразумие и опытность в делах Андрея Яковлевича, я удостоверен, [что] во всех поручениях моих наблюдет он ту меру, какую они требовать будут, сообразуясь с обстоятельствами, кои при ответе Хамида могут представиться и коих теперь предвидеть невозможно.

Я не могу кончить настоящего моего отношения, не отдав полную справедливость как благоразумному поведению переводчика Фонтона в посылке его в турецкий лагерь, так и усердию к службе и особенным качествам, во всех случаях мною в нем замеченным, и кои налагают на меня приятную обязанность, представя их на начальничье уважение Вашего сиятельства, возобновить Вам, милостивый государь, просьбу мою об исходатайствовании для ревностного чиновника сего награждения, коего имел я честь для него испрашивать.

Письмо М. И. Кутузова великому визирю о невозможности вести мирные переговоры на условиях, предложенных турецким правительством

Я получил дружеское послание, которое Ваше высокопревосходительство только что направили мне, и спешу ответить на него с искренностью солдата и с доверием, которое вызывает Ваша откровенность. Продолжительность пребывания высокочтимого Хамид-эфенди в Бухаресте ни в коем случае не вызывается стремлением выиграть время, а должна служить для Вашего высокопревосходительства новым доказательством моего постоянного желания видеть восстановление дружбы и доброго согласия между обеими империями.

Хотя я твердо убежден, что основа для переговоров, предложенная Хамид-эфенди, никогда не будет принята российским двором, однако, чтобы ни в чем не упрекнуть себя, я счел себя обязанным отдать ему [двору] отчет о первых конференциях, которые имели место между Хамид-эфенди и тайным советником Италинским.

Я не получил еще никакого ответа. Я ожидаю его каждый день, чтобы сообщить его Хамид-эфенди. Но если Ваше высокопревосходительство не может предложить мне никакой другой базы, кроме целостности Оттоманской Порты, то только от Вашего высокопревосходительства зависит отправка Хамид-эфенди приказа об его отъезде, направив его через Журжу, чтобы Хамид-эфенди мог возможно быстрее получить его.