Тайна в черной рамке - Владимир Григорьевич Колычев

Ярыгин на глаз измерил расстояние до детской площадки, в районе которой работала следственно-оперативная группа. Расстояние не очень большое, но тем не менее автомобиль находился вне зоны оцепления. К тому же валил снег, и Сарычев запросто мог воспользоваться непогодой. Тайком подобрался к машине, подбросил пистолет и ушел. В три часа ночи он был уже дома… Если Савелий не ошибся в своем предположении, то хладнокровию Сарычева можно только позавидовать.

* * *

Не говорила Перова Сарычеву о лесном доме, Афанасьев даже не знал, кто он такой. И Уголков о Сарычеве впервые слышал. И все равно визит к Сарычеву пришлось нанести. В первую очередь Савелия интересовал скол на лобовом стекле.

Но, увы, Сарычев его опередил. То ли он сам нашел слабое звено в системе своей защиты, то ли догадался, перехватив взгляд Савелия, но скол на стекле он обработал эпоксидной смолой. Сначала рассверлил, уничтожив возможные микрочастицы с гильзы, а затем поставил пломбу.

– Я всегда так делаю, чтобы стекло не треснуло, – с насмешкой глянув на Ярыгина, сказал Сарычев.

– После камушка в стекло?

– И после камушка, а в этом месте я случайно ударил отверткой изнутри.

– Отверткой?

– Крестовой. Хотите посмотреть?

– Отвертку или как ты стукнул по стеклу?

Ярыгин прекрасно понимал, что спектральный анализ отвертки ничего не даст.

– Вы меня, конечно, извините, но время позднее, нормальные люди спать ложатся. – Сарычев демонстративно зевнул в кулак.

– А отвертку зачем брали?

– Да в бардачке лежала, в багажник переложил. А тут жена, в магазин, говорит, сгоняй! – Сарычев снова зевнул.

– А может быть, торпеду разбирали?

– Зачем?

– Может быть, гильза за торпеду завалилась?

– Какая гильза?

– А которая в стекло тюкнула. – Ярыгин уныло кивнул на эпоксидную пломбу на стекле.

– Не было никакой гильзы, – усмехнулся Сарычев.

Он, казалось, не сомневался в том, что улик против него в салоне автомобиля нет. Но ведь он был уверен в себе и тогда, когда в прошлый раз приглашал Савелия к себе в машину. А улика была – скол на стекле. Возможно, и гильза сейчас где-то под сиденьем валяется. А постановление на обыск получить не так уж и трудно.

* * *

Неожиданно Егору стало легко дышать, голова перестала кружиться, и давящая на грудь тяжесть вдруг исчезла. Кризис миновал, угроза для жизни отступила, дело пошло на поправку.

Егор чувствовал себя хорошо, хотелось встать, одеться и отправиться на службу. Но ведь не разрешат. Да и нельзя ему подниматься с постели. Нельзя и страшно. Уж он-то знал, каково это – находиться между жизнью и смертью. Лежишь, не в состоянии пошевелиться, в голове бредовые мысли, дышать трудно, в ушах звон. И все могло снова повториться.

Марина все время находилась рядом, держала за руку в самые трудные моменты, не отпускала. Только ее одну к Егору и подпускали. А сегодня Шимановский пожаловал. Вошел в палату, думая о чем-то своем, глянул на Егора, вспомнил что-то, инстинктивно повел рукой, осаживая. Как будто подполковник Прокофьев хотел подняться с постели при его появлении, но он, как добрый начальник, разрешил ему не вставать. Нахмурился, спохватившись, приветливо улыбнулся, в общем, пришел в чувство.

– Твои сейчас на физподготовке, – сказал он, усаживаясь. – Присоединишься?

– С удовольствием, – улыбнулся Егор.

– Недавно лыжный забег был. С участием Ярыгина и Бордова. Результат впечатляющий. Обнаружено место, где предположительно погиб Захар.

– Захар погиб?

– Ранили его при задержании, Ярыгин с Бордовым вышли на зимовку, где он отлеживался. А до них на эту же зимовку вышел, предположительно, Сарычев. Захар выстрелил в Сарычева, Сарычев выстрелил в Захара, такая вот арифметика.

– Думаете, Сарычев?

– Предполагаю.

– Почему предполагаете?

– А никаких улик нет. Возможно, Сарычев знал, что не оставил следов, поэтому не проследил за тем, чтобы дом сгорел дотла. Поджег и ушел, а дом не разгорелся… Ты следишь за моей мыслью? – спросил Шимановский, зачем-то выставив палец перед глазами Егора.

– Слежу? Да ваши мысли, Андрей Васильевич, ведут меня по жизни, как перст судьбы, – улыбнулся Прокофьев.

– Нет у нас железных доказательств против Сарычева… Ярыгин обнаружил скол на стекле в его автомобиле, предположительно, от удара гильзы. Когда Сарычев стрелял в Шабалина. Но скол засверлили, почву для анализа удалили. И гильзу в машине не обнаружили. Чуть ли не по винтикам разобрали, Ярыгин с Бордовым постарались, только зря. Ничего не нашли. Нечем прижать Сарычева. Алиби у него нет, но Ковелев считает, что этого мало.

– Ковелев?

– Поверь, я тебя ни в чем не обвиняю! – Шимановский приложил руку к груди. – Но эта Перова – темная лошадка. Говорит, что привезла Сигайлова в Пушное, там и оставила. А вдруг она его убила? Из-за денег… Или он просто умер от ран, как Сивцов. А болота там серьезные, это сейчас они замерзли, а весной в них утонуть, как с добрым утром. Или утопить.

Прокофьев молчал. Как бы он ни относился к Вике, какие бы чувства к ней ни питал, но сомнения его терзали.

– Да, кстати, пистолет Захара нашли. У Мышкина в машине. Знаешь такого?

– Мышкин не мог стрелять, – качнул головой Прокофьев. – Физически не мог оказаться на месте преступления.

– Да знаем… Подбросили ему пистолет.

– И снова никаких следов? – поморщился Егор.

Подставить человека непросто, это целый процесс, сложный и опасный для злоумышленника. Неужели преступник и на этом действии не засветился? Если нет, тогда точно Сарычева работа. Никогда и ни с кем у Прокофьева не случалось столько осечек, сколько с ним.

– Возможно, подбросили в ту же ночь, когда стреляли в тебя. Сам помнишь, какой снегопад был, ни черта не видно, тот же Сарычев мог вернуться на место преступления.

– И все равно, зачем ему Мышкина подставлять?

– Может, Сарычев… Или кто-то там… Может, преступник не знал, что в момент выстрела Мышкин был у тебя за спиной.

– Или кто-то там?.. Сомневаетесь, что это Сарычев?

– А если Сигайлов? Мертвым его никто не видел.

– За Сарычевым наблюдают.

– Да, конечно.

– Конечно?

«Да, конечно» – обычно так говорят, когда делают что-то спустя рукава.

– И наблюдаем, и работаем. Если Сарычев виновен, мы его обязательно выведем на чистую воду.

Прокофьев кивнул – в надежде на лучшее. Сколько веревочке ни виться, конец все равно будет. Хотелось на это надеяться.

* * *

Небо и в клеточку, и в чешуйку. Голые бетонные стены, решетка из арматурного прута, поверх сетка рабица – такой вот он, прогулочный дворик в Чугуйском СИЗО. Попал Брайтон, конкретно попал. Не простили его менты. А ведь он и не собирался Лукову мочить. А если собирался, то не всерьез… Ну