Когда она меня убьет - Елена Богатырева

Лунная соната за стеной снова поползла дальше, сначала ужасно медленно, потом все разгоняясь, и наконец снова застопорилась и принялась крутиться в пяти тактах, как заезженная пластинка.

— Мы с тобой одной крови, одной масти, мы единое целое, мы гармоничное целое…

Я только качал головой в такт музыке, получалось — киваю. Инга села на подлокотник моего кресла и медленно ногтем стала водить по моей шее…

Нет, наверно, она делала так не раз. Наверняка даже не раз во время наших любовных игр. И тогда, скорее всего, мне это нравилось, но сейчас я чуть не подпрыгнул. Мне почудилось лезвие — холодное и острое, которое скользит по моей коже. И стоит мне попытаться пошевелиться…

Меня спас телефонный звонок. Звонила Анастасия Павловна. Она читала начало моей работы, которое я ей накануне отправил, и просила нет, просто требовала, чтобы я зачитал ей несколько кусков прямо сейчас. Это у нее был такой метод воспитательной работы — когда человек читал вслух, он сам, без ее подсказки, видел все ляпы и находил неточности, допущенные им, но не замеченные ранее. Я терпеть не мог эту ее манеру работы. Но сейчас, сейчас я готов был расцеловать ее в обе щеки, потому что смог отойти подальше от острого лезвия коготков Инги, мечущихся по моей шее. Я жестами показал Инге, что звонок серьезный и касается моей работы, принялся рыться в бумагах, беспорядочно разбросанных у меня на столе, а потом зачитывать куски работы моей обожаемой кураторше.

Я делал озабоченное лицо, исправлял ошибки, спорил и с преувеличенной заинтересованностью отстаивал некоторые положения. Все это были мелочи, которые в принципе и яйца выеденного не стоили. На мгновение у меня мелькнула мысль, что Инга может счесть меня полным идиотом, и я ухватился за нее, старательно этакого идиота разыгрывая.

Но как я ни старался, она не уходила. Сидела в кресле и смотрела на меня. Через двадцать минут я уже понял, что она не уйдет. И с ужасом подумал о том, что мне все-таки придется что-то решать или делать выбор. Потому что она ждет. А время не ждет. И мне придется.

Положив трубку, я взглянул на нее и понял, что без ответа она не уйдет. Но и не любой ответ примет.

— Инга, — сказал я. — Обязательно подумаю об этом. Похоже, ты во многом права. Кстати, в какие именно теплые края ты хотела?

Я чувствовал себя предателем, но я это сказал. Кого я предавал? Да всех.

Себя, потому что ни в какие края не собирался, Еву, потому что строил планы с другой, пусть несуществующие, и Ингу, потому что врал ей снова.

— Готовишься к бегству? — спросила она улыбаясь.

И улыбка ее испугала меня. Она — поверила. Нет, это человек, который утверждает, что прожил три жизни?! Поверить в такую разводку? Неужели так хочется верить, что готова любой бред…

— А почему нет? — воодушевившись, продолжал врать я. — Кто сказал, что бегство — не выход? Так куда?

— Я бы предпочла Канары.

— Вот там-то я и не был, — сказал я.

— Та же Испания, — отозвалась она. — Только еще красивее и спокойнее. Океан. Ты видел океан?

— Три из четырех, — ответил я. — А поможет ли? Очень хочется жить.

— Хочется, значит, будешь, — шепнула она мне в ухо, снова устраиваясь рядом. Ее руки заскользили по моим плечам.

— Нужно бы немедленно заняться билетами, — сказал я потерянно.

Я даже представить не мог, как отделаться от ее ласк.

— Я заказала их давно, еще перед Новым годом.

Мне почудился просвет. То есть стоял в голове сплошной туман и вдруг — просвет, словно луч блеснул — солнца ли, освобождения или ложной надежды — не понял. Но уцепился. Мертвой хваткой. Как человек, находящийся в критическом положении. Как после кораблекрушения хватаются за небольшой кусок дерева в надежде, что он поможет удержаться на плаву.

Она все водила и водила руками по моей спине, и Кирино «сдаться» стучало в голове уже как тошнотворная данность, но я все-таки попытался.

— Инга, — сказал я тихо. — Я хочу посмотреть на эти билеты. Сейчас.

— Зачем?

— Hy чтобы понять, что все, что происходит между нами, — реальность, а не мистификация и не розыгрыш. Если ты действительно заказала билеты, значит точно знаешь и все остальное. Все, что нужно делать. Нам.

— Ты мне не веришь?

Она явно была в замешательстве, и мне пришлось усилить давление.

— Ты говоришь мне о таких вещах, в которые не поверил бы ни один нормальный человек. Понимаешь? У нормальных людей считается, что никто не может проходить сквозь время и проносить свои воспоминания из одной жизни в другую. Ты говоришь мне, что это так, и я тебе практически верю, почти на сто процентов верю, но в глубине моего сознания все еще не пал последний бастион материализма. Крошечное сомнение. Или безумие. Шепчущее, что все это — фокус. Развей его, и я поверю тебе безоглядно. Одно маленькое доказательство — против крошечного сомнения. Если ты купила билеты до Нового года, то, стало быть, все, что ты говоришь, — правда. И я пойду за тобой на край света.

— Пустишь меня к компьютеру? — спросила она.

Я развернул к ней свой ноутбук, она быстро вошла на сайт авиакомпании Lufthansa, ввела пароли, номер бронирования и с торжествующим видом развернула монитор ко мне.

Я облизнул губы. Два электронных билета действительно были оплачены двадцать пятого декабря. Вылет планировался на третье мая, то есть — через четыре дня. Но луч, прорвавшийся в отравленное пространство моей реальности, засветил ярче прежнего, потому что второй билет был выписан на мое имя.

Инга с торжествующим видом смотрела на меня, даже не чувствуя подвоха.

— Инга, — спросил я вкрадчиво. — Ты, конечно, знала о том, что я появлюсь и до нашего знакомства первого марта, я это понимаю, разумеется, но как ты узнала мое имя, если я сюда еще даже не переехал?

Она застыла. И поняла, что совершила ошибку. Я только не знал какую и поможет ли мне эта ошибка избежать трагической развязки. Но уже надеялся, что в результате ее просчета мне не придется сдаваться на ее милость прямо сейчас, живьем, когда Ева в любой момент может вернуться и постучать в мою дверь. Я бы этого не перенес.

— А ты сам не понимаешь?

— Нет, — ответил я. — Совсем не понимаю. Более того, это не укладывается в рамки твоего дневника.

Она что-то просчитывала. Губы раскрывались, будто она хотела что-то сказать, и склеивались вновь в тонкую кривую. Что-то у нее не сходилось. Чего-то она не могла мне сказать. Не хотела.

— Я не смогу тебе этого объяснить, — она попыталась снова положить руки мне на плечи, но я встал и напустил на себя непреступный вид.

— Однако, — сказала я обиженно. — Не думал, что в такой момент между нами может оставаться какая-то недосказанность. Так все это, выходит, фокус? И я нащупал неожиданно для себя ту ниточку, за которую ты…