Из смерти в жизнь.... Советские солдаты России - Сергей Галицкий

Тут снова стрелять по мне стали, я упал на землю так, что разлетелось в разные стороны всё, что было у меня в руках. Кое-как дополз до ложбинки, потом добрался до «урала». Но уже без трубки, я её потерял… Правда, выход всё-таки нашли: взяли шланг бензиновый и засунули раненому в горло. Хоть он кровью захлёбываться перестал, но уже умирал: то остановится сердце, то снова заработает. А вертушки для его эвакуации не могли пробиться: «духи» не пропускали, обстреливали.

Была сильная темень, а «духи» хорошо ориентировались в лесу. Я чувствовал, что их немного, но они работают очень профессионально, пятёрками. После броска к госпиталю я подбежал к комбату. Он: «Нас окружили!..». Я: «Это работает пятёрка. Смотрите — сейчас работает один снайпер». Снайпер отработал два магазина, двадцать патронов. Смотрю — нет его, замолк. И тут же стал работать пулемёт, но с другого места. Я командиру: «Дайте мне карту, я примерно покажу, откуда они будут дальше работать».

Местность вокруг была холмистая. Разослали ребят по этим холмам. И когда они добежали до первого холма, то сразу нашли «лёжку» с шестью зарядами к гранатомёту! А когда ребята перекрыли все точки, ко мне подбежал командир, схватил за грудки и стал трясти: «Ты откуда всё это знал!..». Я взял карту и стал ему объяснять: если я бы был боевиком, то сделал бы вот так, вот так, вот так…

Дело в том, что на своей первой кавказской войне я был в их шкуре. Нас было очень мало, а врагов очень много. Но мы воевали на родной земле и воевали духом. И мы воевали именно пятёрками. В моём первом бою за двадцать одну минуту боя такая пятёрка уничтожила больше двухсот человек.

Что такое пятёрка? Это пять номеров. Первый — гранатомётчик, второй — пулемётчик, третий — снайпер. Четвёртые и пятые номера — это самые важные номера. Если выведут из строя кого-то из первых трёх номеров, эти двое должны их заменить. Но механически выучиться этой тактике нельзя. Эффективно пятёрка может воевать, только если есть сила духа; если ты пятками чувствуешь землю своих предков, а сердцем и душой — всех погибших за родную землю.

Когда я только попал на ту войну, командир дал мне карту, объяснил, что завтра в четыре часа утра выступаем. Спросил, какие у меня есть предложения. Я как воспитанник Советской армии нашёл брод, придумал, как идти самим, как проводить отвлекающий манёвр. Рассказал так, как меня учили. Командир говорит: «Ты всё отлично сделал, только не учёл одного: у меня батальон — одно название. Сорок восемь человек. А перед нами — полк, тысяча двести человек». Я: «А как же вы будете воевать?..». — «Бери завтра блокнот, будешь смотреть и записывать. У вас в России так ещё не воевали».

Скажу, что те горячие точки во многих странах, где я побывал в советское время, — это ничто по сравнению с этой двадцать одной минутой боя. В первые две минуты начал работать гранатомётчик. Я никогда раньше не видел, чтобы гранатомётчик мог выпустить за две минуты десять гранат. И что интересно — все цели были поражены, стопроцентное попадание каждой гранаты! Блиндажи, пулемётные точки, бронетехника, грузовые машины — всё горит! И у противника началась страшная паника — ведь ударил он внезапно, практически в упор.

Сразу следом за гранатомётчиком начал работать снайпер. У него два магазина, двадцать патронов. Снайпер работает «по губам» или «по погонам». («По губам» — это по тем, кто больше всех говорит, значит командует. А «по погонам» — это по тем, на ком сверкают погоны, по офицерам.) За две минуты снайпер отработал почти всех командиров. И за те две минуты, пока работал снайпер, гранатомётчик стал менять позицию.

После снайпера начал работать пулемётчик. Он буквально вызывал огонь на себя: разделся по пояс, чтобы бликовало тело, поднялся в рост и отстрелял одну ленту — это ещё плюс две минуты. Это для того, чтобы уже снайпер смог поменять позицию.

А у гранатомётчика было уже четыре минуты! За это время он умудрился пробежать несколько сот метров к заранее подготовленной позиции. Там у него были ещё десять гранат подготовлены. И когда через две минуты пулемётчик закончил, с совершенно другой стороны, метров за триста, снова начал работать гранатомётчик. Вот такая получилась цепочка: гранатомётчик — снайпер — пулемётчик, гранатомётчик — снайпер — пулемётчик…

И когда ты слушаешь такой бой, то кажется, что на тебя напали десять гранатомётчиков, десять пулемётчиков, десять снайперов. А четвёртый и пятый номера сидят и смотрят за этой цепочкой. Если вдруг во время боя зацепило, например, снайпера, четвёртый номер его заменяет. Главное — чтобы только не разорвалась цепь!

Работа пятёрками — это очень эффективный метод работы, особенно в горах. И «духи», которые тоже воевали на той прежней войне, эту тактику переняли. Самое главное тут — тщательно подготовиться перед боем. Конечно, ты должен знать местность, увидеть заранее, где расположить позиции. Но — и это обязательно — у всех бойцов пятёрки обязательно должна быть лихость, отчаянность. А она бывает только тогда, когда есть настоящий боевой дух.

Закончился бой на высоте в Чечне в четыре часа утра. У нас была ранена половина батальона, техника побита почти вся. Парень раненый уже снаружи палатки лежит, капельница на кусты подвешена. Врачи решили, что он уже не жилец, и вытащили его из палатки умирать. Документы положили на грудь — так часто делают, когда человек умирает. Подхожу к парню (ведь именно из-за него три пули у меня прямо у лица пролетели!), беру документы, разворачиваю. Вижу — внутри фотография очень красивой девушки. И на ней написано: «Коленьке от Гали». И тут у меня как будто истерика какая-то от бессилия случилась: я на минуту представил, как она будет рыдать. Я приподнял его от земли за погон и кричу: «Не смей умирать, не смей!». Беру фотографию и прямо к его лицу придавил: «Не смей умирать, тебя любимая Галя ждёт!..». И тут он в себя пришёл, сердце опять заработало. Фельдшер подбегает. А я ору на раненого — не смей умирать, не смей умирать! Фельдшер: «Он же не жилец, покойник почти. Дай ему умереть спокойно…». Но тут парень стонать стал. Фельдшер закричал: «Принесите то, принесите это!..». Подбежали ребята, опять стали что-то делать. Потом пришла вертушка и унесла его. Позже я узнал, что он остался живой…

Кто знает не понаслышке, согласится, что у «духов» часто встречается бесшабашность, отчаянность в бою. Но корни этого у них в жестокости. А вот у тех, с кем я бок о бок воевал на своей первой кавказской войне, истоком такой же бесшабашности была любовь.

У меня был друг, которого я даже немного боялся. В бою он был очень жестоким. Бился, как гладиатор. Машина смерти какая-то… Для меня, человека из России, видеть это было тяжело.

Однажды после боя он повёз меня в своё село. Подходим к его дому. Он идёт впереди, я — сзади. И метров за двадцать до дома слышу — бегут дети, три пацана: девять, двенадцать, четырнадцать лет. Кричат на родном языке: «Папа, папа, папа!..». А был поражён: я же недавно видел его в бою! Звериные глаза, зубы оскалены, борода арабская… И походка особая, арабская, сутулая, как обычно двигаются в бою. Короче — зверюга!

И тут маска на лице машины-зверя вдруг расправляется, и он превращается в любящего отца. Становится на колени, у него счастливая улыбка на лице, в глазах такая любовь! На коленях ползёт к своим детям. А когда дети его облепили, как он ласково их целовал! А окончательно меня добило появление жены. Она буквально плыла, медленно шла, а не бежала, как сыновья. А перед ней к отцу подбежала дочь маленькая, лет шести. И как же он нежно целовал свою доченьку! И это зверь, который на моих глазах в бою буквально рвал врагов на части руками! Наконец последней подошла жена. Он как на коленях стоял, так и уткнулся головой ей в живот. Я не забуду этой сцены никогда… Видно было, как горячо он любит свою семью, а жена и дети отвечают ему тем же. И я понял, в чём его сила — в любви. Человека, в котором есть любовь, победить невозможно.