Из смерти в жизнь.... Советские солдаты России - Сергей Галицкий

Солдаты выкопали этот камень. Я его сфотографировал. На камне было выбито изображение Иисуса Христа на кресте и надпись — «1612 год». Солдаты выкопали обломки стен и положили их на земле так, что обозначился периметр церкви. А алтарный камень поставили на место алтаря, именно в том месте, где меня откопали.

Именно после этого события я окончательно понял: чтобы спасти свою душу, надо спешить делать добро на этой земле.

Однажды мы спускались с горы тремя колоннами. Третью вёл я. Гора была с уклоном градусов тридцать, ровная, больше похожая на холм. Почти у самой вершины мы проходили мимо места, где дети играли в войну: сделали блиндажик, ямы с окопами вырыли. Я ещё удивился, как они всё грамотно сделали. На войне я привык выживать и поэтому при наступлении запоминал всё, что может быть полезно при отступлении. Запомнил я и этот блиндаж.

Когда спустились примерно на километр вниз, я заметил пашню. Парень я крестьянский, так что про себя похвалил тракториста: борозды были очень глубокие, земля жирная, как масло. Полоска пашни была метров пятьдесят шириной и километра два длиной.

Наша первая колонна уже спустилась к дороге, вторая идёт за ней, третья — выше. И тут мы заметили колонну машин: БМП, танки, «камазы». И почему-то мы были абсолютно уверены, что это наши!

Впереди колонны шла БМП-2. И тут она (совершенно неожиданно для нас!) из автоматической пушки в упор расстреляла нашу первую колонну!.. Я никогда раньше не видел, чтобы один снаряд мог прошить несколько человек и оторвать у них туловище. Причём самым жутким в этом зрелище оказалось то, что несколько мгновений ноги у человека продолжают идти, когда туловища уже нет… Тут же ударили трассеры, которые буквально разрубали наших напополам.

Танки профессионально развернулись: головной пошёл вперёд, а остальные налево-направо в обход. В середине остались «камазы», в которых в рост стояли автоматчики. Они стали долбать уже вторую нашу колонну. Колонна прилегла.

Пули вдруг стали сыпаться и на меня. Вокруг — шик-шик-шик… Крик командира: «Славик, уходи! Нас накрыли!». Я упал, пополз с автоматом. Земля вокруг буквально дышала. Я даже видел, как у меня между пальцами на руке в землю влетела пуля. В правом кармане у меня были патроны россыпью. Когда мне в ногу попала пуля, эти патроны разлетелись в разные стороны со звуком разбитого стекла, такая была плотность огня! Ад был сумасшедший! Крики, стон, пыль и разрывы!.. Рядом со мной кому-то голову оторвало. Я понял, что это уже точно «хана»…

К тому моменту я потерял очень много друзей и как-то подустал от жизни. Но дома оставил ребёнка четырёх с половиной лет (жена у меня погибла). Жил, по существу, только ради него. На груди у меня висела икона Божьей Матери «Умиление». Достал её левой рукой и шепчу: «Господи! Оставь меня в живых не ради меня, но ради ребёнка — сирота на Кубани остался!..».

И тут произошло чудо: надо мной образовался большой семиметровый круглый прозрачный колпак! И я увидел, что на семь метров вокруг меня земля не дышит от пуль! Когда я это понял, встал на четвереньки, потом на колени, потом во весь рост. Смотрю сверху на ребят вокруг, а пули их буквально рвут на части! Оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть откуда стреляют. Никогда такого не видел — сплошная лавина огня идёт!

Всё происходило как будто в замедленной съёмке: я видел летящие трассера, пули. Видел, как по мне метров с шестисот стреляют из пушки БМП — больше десятка снарядов летят один за другим. И как только они долетели до колпака, эта строчка стала разделяться — влево-вправо, влево-вправо… Ещё кто-то в меня стреляет, а сноп огня доходит до семиметрового «колпака» и уходит влево! И я понял, что произошло нечто необъяснимое, непонятное: лавина огня меня убить не может…

Ребята, которые лежат около меня, стонут и прижимаются к земле. Кричу им: «Встали и пошли!..». Но они не могли даже голову поднять. Только один пулемётчик, пятнадцатилетний пацан, поднялся метрах в десяти от меня. Он видел, что я стою, а пули меня не цепляют. Мы с ним побежали.

Когда человек убегает, он старается бежать по ровной дороге. Кто заставил меня бежать к пашне, до сих пор не пойму? Когда я побежал к пашне, «колпак» стал сужаться. Всё меньше становится, меньше, меньше… А когда я добежал до самой пашни, чувствую — «колпак» пропал.

Бежать было очень тяжело: пашня глубокая, земля под ногами мягкая. Бегу и слышу сзади только одно дыхание: аха-аха, аха-аха, аха-аха!.. Оборачиваюсь — по моим следам, задыхаясь, бежит пулемётчик.

Пули, которые вбивались во вспаханную землю, поднимали пыль высотой чуть ли не на метр. И эти брызги разлетающейся земли превращали всё вокруг в какое-то адское облако.

И тут я увидел, что справа и слева меня обходят два танка! Почему-то я не боялся того, который был слева метрах в четырёхстах. А вот того, что шёл метрах в шестистах справа, я очень боялся. По ходу танка было видно, что там очень опытный экипаж. Танк летит, на ходу разворачивает пушку, на ходу стреляет. А ещё он такую пыль поднимал сзади, полный ужас!..

Первый снаряд взорвался метрах в ста пятидесяти от меня. Второй — уже в метрах восьмидесяти. И я понял, что третий будет мой. Достаю икону Божьей Матери «Умиление» и снова шепчу: «Господи, оставь меня живым! Ради сына прошу!..». И тут на полном ходу танк остановился, как будто резко дал по тормозам. Даже юзом пошёл. Ствол закачался, как маятник, туда-сюда и упал вниз… (Мне потом ребята говорили, что по рации они слышали переговоры танкистов: у танка заклинило ствол.)

Продолжаю бежать. Танк, который был слева, уже подходил ко мне. Пологая часть склона закончилась, и пошёл более крутой подъём.

И тут я вспомнил про блиндажик, который я приметил, когда мы спускались! Думаю: только бы мне до этой ямы добежать! Танк на саму гору точно не заберётся — склон слишком крутой.

Тут маленький холмик передо мной. Думаю: если за него залягу, трассера меня уже не достанут. Нырнул за холмик. Получается, что от танков я почти сбежал. Но тут же понял, что не слышу дыхания пулемётчика сзади! Оборачиваюсь и вижу: стоит парень на правой ноге, а левую ему, видать, только-только оторвало до колена. Оторвало скорее всего снарядом из тридцатимиллиметровой пушки БМП. Кроссовка вместе с оторванной частью ноги рядом со мной валялась. Почему-то кровь из оставшейся части ноги не шла…

Стыдно признаваться, но первый раз в жизни я стал торговаться со своей совестью. Промелькнула такая мысль: «Если я сейчас парня брошу, то оставшиеся метров четыреста по крутому склону один сумею пробежать. А танк туда не поднимется и не сможет меня достать. А если парня не брошу и возьму его, то с ним точно не поднимусь». А парень стоит, не падает… Мы встретились глазами, и он понял, что у меня происходит внутри сию минуту! У него даже мольбы в глазах не было. И я сам так и не решил, что мне делать. Но какая-то сила заставила меня всё-таки подбежать к парню. Я изо всех сил его двумя ладонями толкнул в грудь, он упал. И как только упал, у него из ноги хлынула кровь, брызги попали на меня!

Жгута, который у меня всегда был намотан на приклад автомата, уже не было (я им раньше раненого перемотал). Под рукой оказалась только проволока, я ею-то пулемётчику ногу выше колена и перетянул.