Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

Уставшие солдаты заликовали на двух разных языках, Янгред же вздрогнул. Взгляд не получалось оторвать от кровавого полотнища над крышей. Флаг родины можно поднять, крича: «До победы!» Можно поднять в последней вспышке надежды, говоря: «Не сдадимся». Этот же флаг подняли в отчаянии, шепча: «Всё кончено». Но был ли это действительно конец?

– Идём. – Хельмо шагнул к крыльцу. – Или можешь подождать меня.

– Благодарю, но мне не нужен твой труп.

Янгред последовал за ним, но, вступая под полуразрушенные, тонущие в пороховом дыму своды, дал себе обещание быть настороже. Если Хельмо в их неожиданно сложившейся команде отвечал за идеи, то пришлось взять на себя благоразумие.

…Среди державших оборону в замке оказалось всего-то тринадцать стрельцов, двое капитанов Вольницы и несколько шёлковых наёмников. Все они покорно опустились на колени и сложили оружие, едва в холл ступили победители. За спинами защитников укрывались несколько бедно одетых девушек, видимо, служанок, и пятеро понурых, безоружных бояр городской думы. Некоторых Хельмо узнал и с горечью усмехнулся.

– Вы присягали государю вслед за Карсо Буйноголовым и Имшин Велеречивой… Чего ваша верность стоила?

Хельмо отвернулся и прошёл мимо бухнувшихся ниц, забормотавших оправдания бояр. Янгред молча двигался рядом; несколько рыцарей и ратников с мушкетами следовали по пятам. У Хельмо снова был мрачный вид: на лбу отчётливо, как у старика, обозначились морщины, губы сжались. Наверняка он сжал бы и кулаки, если бы не боль.

– Может, перебьём их? – предложил Янгред, покосившись на коленопреклонённых через плечо. – Хотя бы чинушей? Город придётся на кого-то оставить, и лучше, если змеи…

– Я дал обещание, что больше никого не трону, – сухо оборвал солнечный воевода, вскинулся и обвёл холл глазами. – Где Имшин? – Он возвысил голос.

– Велеречивая не пожелала ждать позора здесь, – с сильным акцентом произнёс один из пиратов, крупный и чернобородый. Серьги-монеты звякнули в его ушах, когда он поднял кудлатую голову и дерзко глянул на командующих.

– И где же она ждёт?.. – Янгред сделал к мужчине пару шагов.

Тот мрачно улыбнулся, щеря желтоватые зубы. Все четыре клыка были серебряными и очень острыми.

– Госпожа не ждёт, язычник. Госпожа сберегла только жизнь города.

Объяснения были излишни; этого Янгред и опасался, рассматривая флаг. Они с Хельмо переглянулись и бросились через холл. Некоторые воины поспешили за ними.

– Ищите!

Хельмо первым скрылся в разветвляющихся коридорах. Повторив приказ, Янгред последовал за ним, но уже не догнал – воевода вошёл в одну из множества дверей. А каждая дверь, вероятно, вела к бесконечной цепи смежных покоев: судя по невероятной помпезности замка, гостей тут принимали часто, так же часто, как в Свергенхайме делали это Три Короля. Правда, их гости в большинстве были местными, мало кто из иноземцев, кроме жителей Ойги, совал нос на Пустошь… у Имшин же наверняка гостило полмира. Как иначе объяснить такое обилие вещей?

Янгреда вела догадка: если бы он был потерпевшим поражение правителем, смерть предпочёл бы принять на троне. Имшин Велеречивая королевой не была, вряд ли имела трон, но что-то вроде церемониальной залы в замке присутствовало, вне сомнения, и в это место наверняка можно было попасть, не заблудившись по пути. Подумав, Янгред выбрал самые богатые двустворчатые двери, расположенные прямо против холла. Они были заперты изнутри, и Янгред, убедившись в догадке, хорошенько налёг. Створки затрещали, но не поддались. Ладони, которыми Янгред упёрся в золочёную поверхность, заныли.

– Имшин! – отдышавшись, закричал он. – Это бессмысленно!

Показалось, что с той стороны прозвучали шаги, хотя, может, это кто-то из ратников ходил в другом помещении. Янгред толкнул двери ещё раз, но то ли они делались с расчётом на подобное, то ли все силы порастерялись у городских ворот. В конце концов, шёпотом ругаясь, Янгред просунул меж створок меч и расширил щель, потом – убедившись, что препятствием служит задвинутый засов, – разрубил его клинком. Двери отворились. Огромная, увешанная голубыми, чёрными и серебристыми гобеленами зала была пуста.

– Имшин, всё кончено! – крикнул Янгред.

Он двигался осторожно, но пистолета не доставал, даже убрал меч. Он не собирался угрожать градоправительнице, если застанет её живой. А если нет, оружие вряд ли пригодится.

– Хельмо простит тебя. Он, кажется, всех прощает.

Янгред не знал, зачем сказал это. Это даже не было очередным воззванием к беглянке: прозвучало слишком глухо. Янгред что, разговаривал сам с собой? Совсем спятил, заразился от Хельмо: тот тоже сумасшедший с этими дикими, но успешными планами и дурной привычкой доверять кому попало. Невольно развеселившись от собственных мыслей, Янгред прибавил шагу и повнимательнее осмотрелся.

С голубых гобеленов на него таращились морские чудища всех мастей: спруты и аспидохелоны[4], русалки и гигантские мурены. На серебристых полотнах изображались сцены из давней, вольной жизни города: пиратские суда, заходящие в гавань, пышные мистерии шёлковых жрецов, ярмарки невольников. Чёрные гобелены показывали битвы, не получилось рассмотреть выцветшие знамена воинов, но почему-то Янгред не сомневался: в черноте запечатлено покорение Инады. Кое-что вдруг привлекло внимание, заставило остановиться. Вайго Властный – статный, длинноволосый, легко узнаваемый – на последнем гобелене был вышит золотом. Единственная золотая фигура среди всех, она точно светилась. А рядом – кто-то серебряный, с лицом то ли кочевника, то ли шёлкового визиря. Кто удостоился такой чести? Тогдашний правитель Инады?..

Янгред услышал удаляющийся шум и побежал. Распахнув двери, такие же богатые, как первые, он оказался в новом коридоре – у́же, темнее. Взгляд упал на винтовую лестницу – слева, за скульптурами китов, в глубокой нише. По ступеням кто-то мчался. Янгред ринулся следом. Теперь он не сомневался, что преследует ту, кого и нужно. В сырой тишине позвякивали браслеты.

Он увидел фигуру впереди, увидел какую-то лёгкую бордовую ткань, развевающуюся от бега. Он почти схватил её, но женщина выскочила на крышу и захлопнула дверь. Янгред снова её распахнул. Солёный ветер ударил его в лицо, и помимо воли он зажмурился, замер. Впрочем, цель была уже близко.

– Имшин! – позвал он, открывая глаза.

Участок крыши был широкий, устланный перламутровой мозаикой и почти пологий. Все окна с этой стороны выходили на плещущееся море; оно дышало далеко внизу и одновременно ощущалось совсем рядом. В нём тонул шар солнца. Его можно было бы увидеть, если подойти к краю крыши. Подойти так, как это сделала Имшин Велеречивая.