Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

Наверное, утешать её – усталую, грязную, такую же окровавленную, как большинство, – должен был Янгред. Или всё же никто? От кого вообще эта странно остриженная, со странным рисунком на запястье и странными пытливыми глазами девушка примет ласку, тревогу, что-то, кроме благословения, выпрошенного забавы ради?

– Ей попали в голову. Это из-за того, что под нашими нарядами было никак не пронести шлемов. – Инельхалль вдруг улыбнулась, но её губы дрогнули. – Впрочем, Астиль и так вечно забывала про шлем. Вечно. Вздорная девчонка…

Она быстро отвернулась и пошла к мёртвой. Хельмо не последовал за ней, а только глядел потерянно на свою перебинтованную руку.

– К слову, ваш поцелуй помог. Спасибо.

Она сказала это уже не оборачиваясь. Слыша нарастающий шум со стороны холма и идя навстречу обессиленно привалившемуся к стене Янгреду, Хельмо увидел, как, наклонившись, Инельхалль поцеловала мёртвую соратницу в лоб.

Янгред не открыл глаз, когда к нему приблизились, не изменил и позы. Отпечаток ладони – там, где он недавно опирался рукой, – превратился в растёкшееся пятно.

– Как ты? – спросил Хельмо.

– Вот и помешались кровью, быстро как.

– Что?

Янгред вяло приоткрыл один глаз и ответил, едва шевеля губами:

– У нас надрезают ладони. Ну, два командующих, если их первый совместный поход удачен. И соприкасаются ранами. Обычай. Не то, что целоваться, но тоже недурно.

Со стороны арки кто-то уже мчался навстречу. Над городом надрывались всполошенные колокола. Передышка заканчивалась.

Хельмо молча протянул руку. Янгред, помедлив и истолковав всё верно, ответил на пожатие. Его окровавленные пальцы были холодными, как снег; они стиснули ладонь и растревожили раны, и, наверное, кровь – солнечная и иноземная – впрямь смешалась.

А первые всадники союзной армии уже врывались в открытые ворота.

Вольный город упрямился до заката.

Инадцы покорились, только когда пал порт и большинство союзников-пиратов – те, чьи корабли уцелели, – обратились в бегство. Многие стрелецкие части, группки горожан и банды наёмников теперь сдавались сами; тех, кто не сдавался, окружали и разоружали. Оборона была яростной, но разрозненной, и организованные отряды ополчения справились довольно легко.

Дольше всех стояли те, кто сдерживал у центральных казарм наёмников. Но, в конце концов, когда пленники, вместо того чтобы в очередной раз прорываться по улице, влезли на обгорелые крыши и открыли оттуда огонь, сдались и эти стрельцы: с тыла их уже теснил пришедший на выручку Хайранг и присоединившиеся к его людям эриго.

Резиденция градоправителя – Голубой замок, крыши которого напоминали витые перламутровые раковины, а резьба центрального флигеля изображала китов и спрутов, – всё ещё держалась. Голубой замок когда-то выстроили по-особенному – последним на набережной, так, чтобы одной своей могучей башней он целовал в висок море и с этой же башни можно было стрелять по вражеским кораблям. Говорили, замок возвёл богатый пират, чтобы встречаться здесь со своей возлюбленной, русалкой, а потом, когда стал ей не мил, использовал башню, чтобы разбить мёртвую флотилию проклятых судов, поднятую бывшей любимой со дна. Видно, на этом его приключения не закончились: заведя уже обычную, человеческую жену, он построил для неё вторую башню, смотревшую на город и отлично устрашавшую врагов сухопутных.

Отсюда – как раз из верхних бойниц этой второй башни – отстреливались всё время, что город постепенно покорялся. Отстреливались так яростно, что разворотили набережную и буквально вскипятили ближние воды моря. Засевшие в замке люди не остановились, даже когда на всех инадских маяках разом ожили колокола, зазвонили уже иным, протяжным и мягким звоном, возвещая, что бои окончены. Гордая Имшин едва ли сдалась бы так просто. Казалось, она собирается погибнуть, так и не открыв дверей.

Когда Голубой замок окружила уже сотня солдат и трижды не сумела взять его штурмом, Хельмо велел принести ему почтовую птицу. В Инаде таковыми служили чёрные гагары, которых в изобилии ловили в бухтах и приучали запоминать по несколько несложных маршрутов. Воевода написал послание, привязал к птичьей лапе и пустил гагару в сторону замка. Это была не первая попытка начать переговоры; прежних гонцов башенные стрелки не подпускали и на тридцать шагов. Ничего хорошего Янгред не ждал и теперь.

– Чем ты грозишь ей? – спросил он, увидев, что птица села на край бойничного проема, залупила по воздуху рябыми чёрно-белыми крыльями, а потом исчезла внутри.

– Не грожу. Обещаю.

– И что обещаешь?

Хельмо задумчиво посмотрел на свои руки. У него, как и у Янгреда, не нашлось времени даже смазать их заживляющими снадобьями. Лишь недавно – и то по настоянию эриго – оба наспех промыли увечья и скрыли плотными кожаными перчатками, чтобы чуть проще было держать оружие, да и чтобы вид ошмётков мяса и кожи не угнетал соратников. Янгред знал, что вскоре, если раны не обработать как следует, руки не будут подчиняться вовсе. Хельмо с трудом выводил в письме буквы, то и дело ронял перо.

– Что мы не разрушим город до основания и не угоним людей воевать насильно, если она покорится.

Янгред фыркнул.

– Думаешь, она поверит, что ты, добрая душа, мог так жестоко поступить?

Хельмо спокойно взглянул ему в лицо.

– Я не мог. Но у меня есть ты.

– Я ослышался?..

Хельмо помотал головой, и его губы дрогнули в улыбке —

вызывающей и весёлой одновременно: «Ну и что ты мне сделаешь?» Янгред с напускным негодованием прищурился и стукнул его кулаком в плечо, хотя внутренне и сам уже давился смехом.

– Ты действительно пугаешь её мной?

Хельмо продолжал улыбаться.

– Тобой легко напугать, огнейшество. Тем более сейчас, когда твои рыцари разгуливают по городу и ищут, чем поживиться на бесхозных кораблях. Ты же не в обиде?

– Какая низость, – одобрил Янгред. – А ты написал ей, что мы ещё насилуем кого попало?

Хельмо рассеянно потёр висок.

– А я-то думаю, что же я забыл ей сказать.

Янгред не успел понять, шутка ли это, и не успел ответить. Над шпилем башни взвился красный флаг с сияющим солнцем – прежде дрожало на ветру лишь синее знамя Инады. А вскоре в Голубом замке стало очень, очень тихо.

Ни за выбитыми центральными окнами, ни в проёмах бойниц невозможно было уловить больше ни движения. Через зоркоглаз Янгред увидел: пушки откатили. Не была ли это хитрая попытка выиграть время?.. Но когда несколько ратников осторожно выступили вперёд и преодолели расстояние до крыльца, по ним никто не выстрелил. А затем распахнулись тяжёлые створки главных дверей.