Скиф - Валерий Красников

Наше войско остановилось. Пыль стояла стеной. Я постоянно сплевывал и ничего не видел дальше хвоста лошади, идущей впереди. Пользуясь моментом, отъехал немного в сторону, чтобы осмотреться. Слева от нас лежала бескрайняя равнина. Туман, что нависал над ней утром, с лучами восходящего солнца уже растаял и разогретый воздух колыхался над землей. В этом мареве вдали реяли разно цветные флаги над сверкающей фалангой боспорских гоплитов. Те же овальные щиты, пики-сарисы, вдвое длиннее сколотского копья, и гребенчатые шлемы на головах, что и у побежденных накануне эллинов.

Левый фланг фаланги занимали всадники – легкая кавалерия, пестрящая узорами и полосами на разноцветных кафтанах и плащах. Меховые шапки, войлочные тиары и медные шлемы – все это сливалось в один сплошной пестрый ковер.

Пыль улеглась, и уже все сколоты увидели противника. Вокруг стало тихо, а от вражеского войска, напротив, доносились звон оружия, глухой стук щитов и пронзительное конское ржание.

Начальству, конечно, виднее…

Что задумал Гнур и решил Голиапиф, мне было неведомо. Помня, как под градом наших стрел несокрушимо стоял, прячась за щитами, совсем небольшой отряд гоплитов, я бы атаковал легкую кавалерию противника. О чем тут же сообщил подъехавшему тестю. На этот раз он надел сармийский доспех. Когда успел? Совсем недавно я видел его без брони. Почувствовал старый лис – быть бойне!

– Нужно к Понту скакать, выманить боспорскую кавалерию и засыпать их стрелами! – сказал я.

– Правильно, сынок! – ответил Артаз, и мне показалось, что он искренне рад услышанному. Так много тепла и одобрения он вложил в столь короткую фразу.

Фароат, конечно, возгордился и чуть было не загнал, вытеснил меня на задворки общего сознания. Мог бы дать подзатыльник гордецу, сделал бы это с удовольствием!

Обмен мнениями с Артазом и моя внутренняя борьба с альтер-эго заняли не больше пары минут, а сколотское войско пришло в движение, и номады с гиканьем понеслись на фалангу.

«Дураки!» – я едва не заорал первое, о чем подумалось.

Благо наши воины не поддались движению толпы и все еще стояли, а точнее сидели на взволнованных лошадях, удерживая животных на месте, ожидали команды. Хотя не все наши воины! Я не увидел Хорса и других будинов. Не верилось, что он там впереди, среди атакующих сколотов.

– Где Хорс? – спросил я.

И Авасий и Артаз в ответ лишь пожали плечами.

Хоть и не верилось, что будины скакали с воинами Голиапифа, но других предположений тогда у меня не было. Зажав свистульку в зубах, я просвистел команду «рысью, вперед». И мы не торопясь, на ходу доставая из горитов луки, поскакали не за номадами, а держа правее, чтобы при случае атаковать боспорскую конницу меотов. Тогда мне было еще неизвестно, что легкая кавалерия Сатира – меоты. О, если бы тогда я разбирался, кто есть кто?! Наверняка задумался бы: «А что тут делают подданные царицы Тиргатао?» И может, многое из того, что не попало в мой список – обширное досье на этот удивительный мир, которое со всей скрупулезностью натуры я составлял ежедневно, сделалось очевидным – все от участия в этой военной кампании сарматов-роксоланов, многих сколотских племен и родов, синдов и меотов в борьбе за Феодосию. А как выяснилось позже, борьбе с другим региональным игроком – Гераклеей Понтийской[66] и скифами, в которых молодое Боспорское царство видело угрозу. Не зная об этом, волнуясь только о верности принятого тактического решения, я рысил на Рыжике, поглядывая на противника.

Солнце висело высоко в прозрачной синеве и жарило, жарило, будто не осень нынче, а какой-нибудь июль. К сколотским запахам немытого тела и конского пота я давно привык, а от вражеской конницы потянуло особым духом, в котором слышались запахи продымленных овчин и квашеного молока. В их рядах началось движение, и, потрясая оружием, синды с меотами выступили нам навстречу.

К атаке с Артазом мы призвали наших воинов одновременно, просвистев заливистую трель – «тра-тарата-трата-та-та». Хорошо получилось, задорно. Сколоты подняли луки и метнули стрелы во врагов. Хоть нас было гораздо меньше, залп оказался удачным и выбил «из седел» десятка полтора меотских всадников. Кишка у них оказалась тонка или они задействовали обманный маневр, пытаясь заманить нас в ловушку, как бы там ни было, но враг обратился в бегство. Атаковавшие нас всадники неожиданно осадили скакунов, повернули коней и на полном карьере, как это часто делали сами сколоты, помчались прочь. И снова практически в унисон мы с тестем просвистели – «па-пара-па-пра-пара-па», что означало – «отступление», другую команду, вроде – «все за мной», наши парни могли неправильно истолковать и удариться в погоню за врагом.

Едва мы развернулись, как от увиденного я тут же осадил Рыжика. Номады Голиапифа азартно разили строй гоплитов из тугих луков, топя врага в волнах оперенных тростинок. Сколоты растянулись перед фалангой боспорцев метров на четыреста и подъезжали все ближе и ближе, нанося беспрерывные удары, оставаясь недоступными для пехоты противника. Небо потемнело от пыли. Гудела земля от ударов копыт, скифы, увлеченные метанием стрел, не видели за своей спиной, как стремительно приближающийся клин катафрактов уже начал перестраиваться в линию.

Тяжелая конница вполне могла оказаться и сарматской, союзной. Но если бы это было так, то катафракты и дальше шли бы клином, чтобы войти в фалангу гоплитов царя Боспора, как нож в масло. Не нужно быть умудренным опытом стратегом, чтобы увидеть нешуточную угрозу в перестроении бронированных всадников. Через минуту они вобьют легкую кавалерию сколотов в несокрушимую фалангу гоплитов! И вряд ли после такого удара кто-нибудь из сколотов уцелеет. Массивные копья, которые всадники-катафракты держат двумя руками, пойдут в ход первыми, а длинные мечи завершат разгром легкой конницы Голиапифа и моих паралатов, вернуть которых уже невозможно. Многие из них ускакали так далеко, что уже не услышат трели свистка.

Именно в тот момент я вспомнил, как Таксак, удерживая огромное копье двумя руками, скакал наперерез быку. Я разворачивал Рыжика к Феодосии и думал, что «будинские» князьки меня обманули. На самом деле они были сарматами-катафрактами из личной гвардии Гнура! А то, что рыжие, как многие будины – это всего лишь следование стереотипу, на который я и купился. Таксак и Хорс солгали мне…

Поначалу я должен был составлять досье на двоих – Алишу и Авасия, потом прибавилось еще четверо. И если мои первые досье не содержали графы – ложь, разве, быть может, я немного подозревал Лида, то к этому моменту, когда моя жизнь висит на волоске, все люди, вошедшие в мою судьбу после Гелона, буквально опутывали меня ложью, которая у них скрывалась и в речах, и в поступках. Казалось бы, самый простой способ сладить с таким положением – это прочно усвоить, что все исходящее от этих людей – сплошная ложь. Но таким образом можно лишиться всяких опорных точек. Ведь очень важно попытаться разглядеть среди этой лжи те малозаметные следы, которые смогут привести к истине.